На всякий случай паладин еще раз прислушался. Слушал, конечно, не столько ушами, сколько паладинским чутьем. Вроде бы все было спокойно… о, нет. Под кроватью, у самой стены, он почуял движение и присутствие какого-то существа. Не похоже, чтоб пикси, но паладин решил, что дело надо довести до конца. Он нырнул под кровать, ругнулся, обнаружив, что нерадивые горничные пыль под ней протирают хорошо если раз в месяц. Существо замерло у стены, глядя на паладина красными бусинками глаз. Черти его знают, что такое, но паладин особой опасности от существа не чуял, потому резко выбросил вперед руку, схватил его, ощутив под пальцами грубоватую шерстку. Мышь или крыса? Для мыши крупно, для крысы мелко. Альберто чуть придушил существо, чтобы не дергалось, развернулся под кроватью и начал вылезать.
И едва он высунул голову, как на нее опустилось что-то круглое и металлическое.
Раздался гулкий «баммм!», и паладин потерял сознание, выпустив из руки свою добычу.
Первым ощущением после темноты был холод. Прохладный воздух холодил голую кожу. Вторым ощущением – обездвиженность. Паладин рванулся, пытаясь освободиться, и очнулся окончательно.
И разразился проклятиями.
Он лежал на широкой кровати старшей фрейлины, за руки и ноги привязанный к столбикам балдахина крепкими шелковыми шарфами. И был совершенно голый.
Но не это повергло его в изумление, а то, что вокруг него на кровати расположились три молодые фрейлины, новенькие, Альберто их толком даже по именам не знал. Одеты они были только в крайне откровенное нижнее белье.
– Сеньориты, немедленно отпустите меня! – старательно давя испуг, как можно жестче сказал Альберто. – Я королевский паладин!
Фрейлины почему-то рассмеялись, и одна из них, кажется, по имени Лукреция, сказала презрительно:
– Как же, ври больше. Да если ты паладин, то я – королева фей.
Альберто дернулся в путах, но шарфы оказались очень крепкими.
– Чем угодно клянусь! Я – паладин Альберто Аквиллано…
Он не смог договорить: вторая фрейлина, рыжая и худая, чьего имени он не мог вспомнить, сняла с себя чулок, быстро скатала в комок и резко запихала ему в рот. Чулок был не слишком свежий, и Альберто чуть не стошнило.
Третья фрейлина, крепенькая шатенка Клара, уселась на его ноги и провела ладонью по его промежности, пощупала мужское достоинство:
– Девочки, а у нашей ведьмы-то губа не дура. Гляньте, какого жеребчика она себе оторвала!!! А нам, скотина такая, запрещает…
– Угу, – поддакнула Лукреция и сказала, стараясь подделать голос под Анну:
– «Запомните, девочки, никаких мужчин!!! Вы здесь для того, чтобы служить королевской семье, а не распутничать!»
Клара скривилась:
– У-у-у, ведьма. А сама к себе мужика водит, еще и в паладинские тряпки переодевает, как будто этим кого-то можно обмануть.
Рыжая, обнаружив, что Альберто почти вытолкнул кляп языком, быстро стянула второй чулок, запихнула кляп на место и затянула его чулком, завязав на Альбертовом затылке узлом. Содрала с его волос, увязанных в хвостик, тесемку, и сгребла их в горсть, пропустила через кулак пару светлых локонов:
– Точно что. Таких златокудряшей среди паладинов я что-то не видела.
«Конечно, не видела, дура, потому что ты здесь всего два месяца!!!» – подумал Альберто и снова задергался в путах. Положение было совершенно идиотским, одна надежда, что старшая фрейлина сейчас зайдет и увидит это непотребство… Но эту надежду тут же убила Клара, спросив:
– Лу, ты хорошо заперла купальню? Ведьма нам не помешает?
Лукреция хищно осклабилась:
– Не помешает. Заперла на ключ, а изнутри там скважина воском залеплена. Так что пока уборщицы не откроют, будет она там сидеть. А тут изнутри заперлась на швабру. И ничто нам не помешает всласть развлечься с ее сердечным другом, а, девочки?
И девочки рассмеялись.
Клара снова принялась лапать Альбертову промежность, и паладин с ужасом почувствовал, как у него там поднимается и твердеет.
– Ого! – рыжая наклонилась и по-хозяйски пощупала. – Чтоб мне лопнуть, но тут же целых девять дюймов! Мне даже как-то страшно стало.
«Жаль, что не настолько, чтобы оставить меня в покое!» – мрачно подумал Альберто, с ненавистью глядя на свой собственный мужской орган.
– А мне нет, – пожала плечами Лукреция. – Мне интересно.
Она наклонилась и, сжав своими пышными сиськами мужественность паладина, принялась тереться об нее. Мужественность стала еще тверже и больше.
Альберто закрыл глаза и подумал о том, будет ли считаться нарушением обета, если сейчас его, связанного, оттрахают эти сумасшедшие девки. Скорее всего, нет. Но почему-то эта мысль его совсем не обрадовала, наоборот.