Паладины

– Тимофей всю жизнь служил, а выше подъесаула не пошел – а тут в представители легата выбился. Считай, адъютант маршала какого. Захар, опять же…

Улугбек перебил сумбурный монолог бывшего фотографа:

– Сколько раз на вас покушались за прошлый год?

Костя смутился:

– Ну, два раза…

Сомохов резюмировал:

– Раз на меня, три раза на Горового и еще раз пытались зарезать Захара – это не может быть случайностью, Костя. Мы серьезно стоим у кого-то поперек горла. И этот кто-то не гнушается самыми грязными средствами.

Малышев неуверенно протянул:

– Но ведь пронесло?

Улугбек Карлович поскреб отросшую щетину и устало возразил:

– Пронесло раз, даже два раза, а потом?! Иногда мне кажется, что нас хранит само провидение для какой-то своей важной цели. Я не верю в слепую удачу. За нами идет охота, и приз на ней – ваша и моя головы, Костя. А с волками жить… так лучше уж без волков! – Он помолчал, но, увидев осунувшееся лицо собеседника, смягчил тон и спросил участливо: – Случилось что-то?

Костя отмахнулся:

– Да так… По жене взгрустнулось, по дому… Идем куда-то, в свое время прорываемся… А там что? – Он повел руками вокруг. – У меня квартирка, да и то не моя, а так… съемная, по метражу меньше этой камеры будет. Родителей не видел. Жалко, конечно, но ведь… Э-э-э, да ладно… – Он вздохнул. – А здесь… ну, не здесь, а в Италии, где Сашка, там только терраса раза в два больше. Хозяйство, опять же.

Улугбек потрепал по плечу приунывшего соратника:

– Не хочешь в свое время возвращаться – никто насильно не погонит. – Ученый перевел взгляд на запертую дверь каземата. – Но с врагом нам придется разобраться самим. Судьба и удача – переменчивые богини. Могут и предать. Если не уничтожим этих сектантов, то когда-нибудь они уничтожат нас. Так что пока мы всегда на войне, господин Малышев.

Костя обреченно кивнул головой.

…Ночью их связали и обезоружили. Отобрали не только огнестрельное оружие – с них сорвали ремни, кресты, посрезали пуговицы, сняли сапоги и прощупали все швы и подкладку верхней одежды. Работали не рядовые вегилы, а здоровенные жлобы из тайного сыска Империи, командовал которыми суровый аскетичный монах. За процессом следил архонт, сидящий чуть в стороне, рослый и красивый лицом. Он явно был главным среди всей этой публики, но старался не выделяться и держался подальше от света.

– За что? Что случилось? – крикнул Костя, но его вопрос проигнорировали.

Незнакомый чиновник зачитал им постановление суда о том, что «именем порфирородного самодержца и кесаря, новелиссима и прочая… Алексея Комнина» они признаны виновными в смерти граждан Константинополя Василия Зарубиса по прозвищу Свиной Бок и Давида Теолакиса по прозвищу Протоим. Наказанием им было назначено последовательное отрубание ног, рук и головы. Приговор будет приведен в исполнение сегодня в полдень.

Ошеломленных и негодующих русичей скрутили, плотно спеленали крепкими кожаными путами, заткнули рты и уложили на специальные помосты. Через несколько мгновений руки, ноги и шея каждого были притянуты к грубым доскам. Ремешки так плотно обхватывали тело, что пошевелиться не было никакой возможности.

Из темного угла камеры выступил невысокий старец в длинном кожаном переднике, в руках ухмыляющегося грека блестела холодная отточенная сталь.

У Кости на глазах выступили слезы. Окружающий мир вдруг приобрел такие нереально яркие оттенки, что начало рябить в глазах. Обострившееся обоняние улавливало запахи старого сена, брошенного на пол, немытых тел стражников, благовоний, которыми умащался архонт. Резко, сильно, невыносимо захотелось жить! Любой ценой! Волна ужаса была такой яркой, что спину буквально выгнуло дугой. Костя попробовал напрячь мышцы, разорвать путы, чтобы освободиться и броситься на врага. Он не мог умереть как баран на бойне! Не мог!

Ужас его заметил и старый экзекутор. Ухмыляясь, он подошел и склонился над лицом бывшего фотографа, покрасневшего от бесплотных усилий. Потрескавшиеся губы старика растянулись, выговаривая незнакомые слова.

И Малышев, к своему ужасу, понял.

– Начнем с тебя…

7

– Они ушли, великий дука, – резюмировал увиденное эпарх.[41]

Мануил оторвался от игры в затрикий[42] только на ту долю секунды, которая потребовалась опытному флотоводцу, чтобы прикинуть расстояние до удаляющихся судов.

– Возвращайся к игре, Ксир, здесь все значительно интересней. – Вутумит потянулся к фигуре слона, передумал и отдернул руку. – А ты приготовил мне настоящую ловушку… И я чуть в нее не попался.

Ксир, высокий, стройный, еще молодой шатен с ироничным взором, усмехнулся:

– Если бы все ловушки можно было обойти, только отдернув протянутую руку…

Мануил усмехнулся вместе с собеседником. Подумав, он двинул вперед пешку.

– Ты недооцениваешь мелкие фигуры, проэдр, – заявил флотоводец через две минуты, отправляя в ларец сандалового дерева вырезанную из слоновой кости фигурку ладьи.