Паладины

Окружив город разными механизмами и военными устройствами, мы попались в ловушку тюрков, которые ввели нас в заблуждение. В тот самый день, когда они обещали сдаться, Солиман и все тюрки, собравшиеся как с ближних, так и дальних регионов, внезапно напали на нас и попытались захватить лагерь. Однако граф Жиль с уцелевшими франками начал отбиваться, перешел в наступление и уничтожил неисчислимое их множество. Остальные бежали в смятении. Более того, наши воины, вернувшись с победой, несли множество голов, насаженных на пики и копья, удостоив радостного зрелища людей Господа. Это было на семнадцатый день до июньских календ.

Ансельм Рибемонский. Из письма Манасии Второму, архиепископу Реймскому

1

17 мая 1097 года

К утру пожаловали тюрки. Их ждали. Граф Тулузский, озабоченный сообщением Сомохова о неминуемом нападении мусульман, дал приказ возвести защитные земляные валы и со стороны южной дороги, то есть с тыла собственного лагеря. Кроме того, провансальцы послали разведку на ближайшие холмы с приказом следить за подходами к лагерю. Один из этих отрядов и принес весть о том, что к городу приближаются значительные силы мусульман.

Измученные переходом, а затем и бессонной ночью, потраченной на поиски глав христианского войска, русичи практически проспали подход авангарда сельджуков. И только топот и гомон поднимавшегося и собирающегося к знаменам своих командиров пешего ополчения, которое сами рыцари презрительно именовали «слугами», подняло троих из четверых представителей двадцатого века с теплых лежанок под телегами. Горовой, глава отряда и единственный среди них рыцарь, собрав всех своих людей, ускакал еще затемно к армии епископа Адемара, поручив остающимся друзьям охранять обоз и все еще запрятанную в холстину пищаль.

Русичи полагали, что христиане, предупрежденные ими об атаке, встретят войска никейского правителя на дальних подходах или постараются разбить его на марше, но действительность шла вразрез с логикой. Граф Тулузский посчитал собственные силы достаточными для того, чтобы принять бой в одиночку. Кроме того, опытный военачальник провансальского войска желал сражаться в непосредственной близости от ворот Никеи. Он решил, что командир гарнизона, видя гибель пробивающегося к нему подкрепления, не выдержит, откроет ворота и пойдет на вылазку. В этом случае отряд рыцарей, лично отобранных графом, ударит во фланг и на плечах неприятеля ворвется в крепость. В своей победе Раймунд не сомневался.

По рядам сбивавшейся в толпы пехоты тут и там бродили слухи о виденных ночью добрых предзнаменованиях: дева в белом благословляла венцом палатку Исангела, кого-то разбудил поутру глас труб ангелов и речь посланцев неба о грядущей великой победе, монахи рассказывали о видении, пришедшем самому графу Тулузскому.

– Это что же получается? – шептал товарищам Костя, быстро напяливая на толстый поддоспешник кольчугу и проверяя меч. – Тимофей Михайлович из нас – самый опытный вояка, верно? Так он теперь где-то в лагере, а мы, стало быть, врага сдерживай?

Захар молча привесил к поясу секиру и перехватил поудобнее круглый скандинавский щит.

Вся троица собиралась и экипировалась в соответствии с веяниями времени, но на поясе Малышева и Сомохова в самодельных кобурах болтались револьверы, а за спиной Пригодько вместо тула со стрелами или пары дротиков висел тупорылый автомат финского производства. Если дела станут совсем плохи, русичи не собирались добровольно подставляться под клинки опытных и охочих до рубки гулямов.[53]

По статусу и Костя, и Захар должны бы быть при своем рыцаре, но оставлять одного, без должной охраны, Сомохова Горовой не решился. Ученый был единственным человеком, способным разобраться в механизме, занесшем их в это время, и, соответственно, вернуть русичей в более привычную временную эпоху. Теперь Улугбек Карлович, облаченный в кольчугу, специально сделанную по его мерке еще в Италии, покорно сидел на небольшом бочонке, прикрытый с двух сторон щитами Марко и Антонио, также оставшихся при обозе. Эти парни составляли расчет «Адама», чье дуло теперь таращилось с повозки в сторону ближайших зарослей.