Палаццо Дарио

Заметив, что Хуан Мерила чуть не плачет, он отвернулся от графини и подошел к нему, в душе надеясь, что тот возьмет его за руку. Злобные, смеющиеся лица уставились на него. О, ему захотелось придушить их всех!

В разговор вмешался префект полиции с колючими глазами.

– Это грех перед Господом и оскорбление итальянского народа! – крикнул он. – Мы наведем в Венеции порядок, выметем все это декадентство, всех порочных американцев! Итальянский народ должен возродиться и залечить военные раны!

Дружба графини с префектом полиции портила жизнь очень многим, потому что она не терпела ничего, что хоть в какой-то степени могло очернить великого Муссолини. Какое-то время она даже прятала его в своей столовой, где теперь над античным столом висел его портрет рядом с портретом короля Виктора Эммануила.

Роберт Баулдер, высоко подняв голову, смотрел на всемирно известный Большой канал. Он устоял под этим напором, пропуская обвинения мимо ушей, затем повернулся к графине и префекту.

– Вы лжете! – сдержанно сказал он.

– И вы еще смеете говорить со мной в таком тоне?! – прошипела графиня и бросилась к нему, намереваясь расцарапать ему лицо.

Хуан Мерида схватил ее за руку.

– Графиня, как вы можете? – воскликнул он.

– Повторяю в последний раз, – громко сказал префект и бросил на пол запечатанную бумагу, – выбирайте, либо вы немедленно покинете Венецию, либо предстанете перед судом как растлитель малолетних! У вас сорок восемь часов, чтобы собрать чемоданы!

Не проронив больше ни слова, графиня, маленький Джироламо и префект скрылись в темноте венецианской ночи. Роберт Баулдер с воплем отчаяния рухнул на диван в стиле мадам Рекамье. Он был белый, как снег, выпадавший в Венеции так редко.

– Они за это заплатят! – повторял он.

Никогда еще его так не унижали. И это – в городе любви!

Баулдер и Мерида покинули дворец, оставив в нем все, как было: музыкальные инструменты, серебряную посуду, ковры. В ту роковую ночь они уехали в Париж. Там они устроили еще один пышный прием – последний. А потом в номере одного из фешенебельных отелей предместья Сен-Жермен Роберт Баулдер покончил с собой. Он заказал в номер лучший французский завтрак с нежнейшими круассанами и своим любимым апельсиновым конфитюром, затем надел зеленый пиджак с желтыми кантами и выстрелил себе в рот. Он был не в силах перенести страшное оскорбление, нанесенное ему жестокосердной графиней. Когда верный друг Хуан Мерида ворвался к нему, душа Роберта уже скрылась в мрачной долине смерти.

– Лучше и быть не могло, – сказала графиня, сидевшая, как всегда вечером, в элегантном баре «У Гарри». – Он сам себя наказал за половую распущенность.

Так безжалостное проклятие Палаццо Дарио смахнуло с лица земли человека с нетрадиционными пристрастиями».

7

О гондольерах, бале-маскараде в Палаццо Пизани-Моретта и случайных приработках аристократии. О том, как Ванда искала томаты и читала по руке

Вернувшись из Восточного музея, Ванда чувствовала себя немного уставшей, скорее всего потому, что мысли еенепроизвольно возвращались к пачке исписанной бумаги в кабинете Морозини. Чтобы отвлечься, Ванда взяла «Gazzettino» и растянулась на ампирной кушетке. Но не успела она удобно устроиться, как почувствовала на себе чей-то взгляд. Салон словно смотрел на нее, удивленно подняв брови: в нем царил безмолвный запрет использовать эту кушетку поназначению, ведь он был создан только для того, чтобы в нем стояли или по крайней мере чинно сидели, но ни в коем случае не лежали!

Радомиру, например, никогда не приходило в голову прилечь отдохнуть в течение дня. С утра до вечера он был чем-то занят – занимался живописью, читал или предавался своему любимому делу – примерке и отделке своих карнавальных костюмов даже в межкарнавальный несезон. Теперь же он тем более всей душой и телом отдавался фривольному наслаждению, ради которого целый год готовил свой гардероб.

Единственное, на что он выкраивал время, – телевизор, его тайной страстью были сериалы. Например, «Двуликий Янус любви» на Rete quattro39 или «Во имя семьи» на Rai tre40.

Когда Радомир шел по палаццо, его было слышно издалека. Он все время покашливал. Он кашлял с утра до вечера, будто был заядлым курильщиком, хотя за всю жизнь он не выкурил ни одной сигареты. Услышав приближающийся кашель, Ванда села и расправила платье. Радомир взглянул на помятую кушетку, на Ванду и сухо поздоровался с ней.

– А, синьорина отдыхает!

Сказав это, он пригласил ее на бал в Палаццо Пизани-Моретта. Последний бал-маскарад сезона. Этот бал будет событием для всего венецианского общества, предупредил он.

– Абсолютно по-венециански, никаких туристов. Это редкость, моя дорогая. Единственный бал, на который приглашения не продаются.

– Иначе бы никто не пришел. Венецианская аристократия выбирается из своих дворцов, только когда обещают фуршет, – заметил Микель.

Он одевал Радомира в костюм мандарина и, пользуясь моментом, не преминул уколоть Примо.