Палаццо Форли

— Эччеленца, — сказал он тихим и грустным голосом, — опасения почтенного отца, к несчастию, совершенно справедливы: в наше время всемирных и всеобщих странствований, когда половина Европы покидает свой домашний кров, чтобы посетить другую половину, слишком часто попадаются в пестрой толпе путешественников мошенники и бродяги, которым удается скрыть свое ремесло под лоском светского приличия. Они принимают громкие фамилии, присваивают себе чужие титулы, сыплют золотом, разыгрывают роль людей с высшим образованием и легко проникают в лучшее общество, где ищут легковерных жертв для обмана и воровства всякого рода. Чем шире и разноплеменнее избранный ими круг, тем легче им укрыться, пока не обличит их какая-нибудь слишком гласная история. Иногда их подозревают долго, но улики нет на них: так осторожно держат они себя там, где им не поддаются. И в нынешнюю зиму, в знатнейшие и разборчивейшие дома Венеции успели вкрасться подобные искатели приключений… Конечно, ваш брат, как наследник богатого и знаменитого рода, как блестящий юноша, свободный обладатель огромного состояния, из первых привлек их внимание. Его окружили; за ним следят, стараются его опутать; но до сих пор судьба его хранила — он не поддавался искушениям игры, в которую всячески старались его увлечь, — богатство и доброе имя его равно невредимы…

Пиэррина, падрэ Джироламо, Чекка — все трое перевели дух и подняли глаза к небу с выражением живейшей благодарности. Крупная слеза показалась на миг в густых, как смоль черных ресницах девушки, Пиэррина протянула руку чужестранцу.

— Благодарю вас, синьор! награди вас Господь за доброе слово, которое вы нам принесли!.. Но, если вы предвидели и подозревали опасность около моего брата, — не предостерегали ли вы его?

— Несколько раз, синьора маркезина, несколько раз!.. Меня привлекала беспечная, откровенная натура вашего брата; я полюбил его простодушие, его смелость; я сблизился с ним, чтоб отстранить его от пагубных влияний, — и, до моего отъезда, мне посчастливилось отстоять его… но за то, что будет дальше, — я не могу ручаться, и вот что… позволите ли выговорить мысль мою вполне?.. вот что беспокоит меня почти столько же, сколько вас самих!..

Тут падрэ Джироламо не выдержал: подошел к приезжему и с умилением взял его за обе руки. Чекка, немного в стороне, смотрела на своего француза как будто ей хотелось броситься ему на шею…

— Синьор, — начала робко маркезина, — вы с этой минуты не чужие под кровом Форли! Друг Лоренцо становится другом всего его рода. По несчастью, этот древний род почти весь сошел в могилу; из живых, кроме брата, старшего и вместе с тем единственного представителя его, остаюсь только я одна, да со мною вот эти два мои покровителя. — Пиэррина показала на аббата и на кормилицу. — Мы втроем ничем не можем отслужить вам за ваше участие к нашему Лоренцо; мы только сумеем молиться за вас: скажите нам ваше имя, чтобы знать, как называть вас утром и вечером перед Святой Мадонной!

Гость открыл свою памятную книжку и достал из нее визитную карточку, которую с поклоном подал маокезине…

На карточке было напечатано мелкими курсивными буквами: Achille de Monroy. Больше ничего.

Пиэррина одним взглядом прочла имя и фамилию своего гостя и передала карточку аббату, который достал очки, чтоб разобрать чуть видный шрифт. Из руки его визитная карточка перешла к Чекке; но кормилица, плохо знакомая с чтением по-французски, хотя и приучилась с иностранцами кое-как произносить некоторые обыденные фразы, кормилица не разобрала, и падрэ принужден был шепнуть ей имя путешественника. Итальянка запомнила самое главное, а именно, что гостя следует называть синьор Ахилло, по просторечному обычаю ее народа, обычаю, существующему и в высших классах, называть коротких и даже некоротких знакомых не по фамилии, а по собственному их христианскому имени.

— Дочь моя, — подхватил падрэ Джироламо, обращаясь к Пиэррине, — не пора ли вам исполнить желание нашего гостя и волю твоего брата? Поведем синьора осматривать артистические сокровища дома Форли, которые так справедливо возбуждают любопытство просвещенных любителей.

И все общество занялось показыванием и истолкованием иностранцу картин и зал палаццо. Маркезина шла с ним под руку, аббат шел рядом с ними, исполняя должность чичероне. Чекка следовала сзади, любуясь и восхищаясь ловкостью и статностью молодого француза.