Палаццо Форли

— Как, синьора, от вас еще скрыто все, что делается с вашим братом? Вы не знаете, что маркиз Лоренцо попался в руки страшных негодяев, которые его обирают. С их помощью он занял денег у ростовщиков, отдавши под залог свой палаццо, свои картины, свой семейный архив, свои мызы, даже апеннинский замок, — словом, все свое имущество… Вы не знаете, что послезавтра срок его заемным письмам и что в понедельник вечером он будет нищим, совершенно нищим, по милости Динах дель-Гуадо, известной во Флоренции под вымышленным именем примадонны Терезины Бальбини?

— Нет! — проговорила наконец Пиэррина, уничтоженная убийственным открытием, — я ничего не знала, хотя многое предугадывала и предчувствовала… Кто бы вы ни были, если вас побуждает в самом деле искреннее доброжелательство, говорите, говорите! откройте мне все… Дайте мне с полным сознанием беды, по крайней мере, возможность бороться с нею!.. Несчастье, как враг — его надо видеть лицом к лицу, чтоб противустать ему!

— Ничему вы не противустанете, синьора маркезина, и не с чем вам бороться: слишком поздно! обстоятельства зашли слишком далеко!.. но при моей помощи вы все поправите без борьбы, сами собою… Выслушайте же меня, я вам расскажу все… но прежде, — знаете ли вы, где находитесь теперь?

— Нет!

— Вы у банкира и купца, Ионафана дель-Гуадо… Я приемыш его, Леви!.. наше имя должно вам быть знакомо?

— Нисколько!.. в первый раз слышу его теперь!

Леви остолбенел… Так как в семействе дель-Гуадо беспрестанно говорилось и упоминалось о семействе Форли, чтоб его поносить и проклинать, Леви полагал, что равным образом и в доме Форли занимались существованием дель-Гуадов. Он не воображал, что с одной стороны могло быть столько равнодушия, когда с другой было так много злобы и зависти… Подумав немного и сообразив свои мысли, он сел против маркезины и принялся рассказывать неизвестные ей отношения их двух семейств, причины вражды Ионафана и командора, составленные ими замыслы против Лоренцо, историю его искушений в Венеции и полный успех, увенчавший происки Динах; далее, как маркиз безумно разорился, как Сан-Квирико вовлечен был в дело мнимым взаимодавцем и покрывал своим именем козни Ионафана, наконец, какая развязка предстояла всем этим событиям и на каких условиях Ионафан и сообщники его порешили судьбу маркиза Форли.

Пиэррина слушала его и не прерывала. Безмолвная апатия отчаяния овладевала ею… По временам ей казалось, что голова ее кружится, что она стоит у края пропасти, грозившей ей гибелью, и что в ней нет больше сил удержаться от неминуемого падения. Душевные муки были так сильны в ней, что пробуждали физическое потрясение, доводившее ее до какого-то странного ясновидения, в котором грозившее ей несчастие принимало вид и формы действительности, существенной опасности…

Кончив свой рассказ, Леви встал и пригласил свою слушательницу подойти к конторке, стоявшей у единственного окна комнаты. Под нею, при его прикосновении, каменная плита пола приподнялась и обнаружила крышку железного сундука, вделанного в подполе. — Леви тронул пружину, железная крышка отскочила, и под ней показался, за другою стеклянного крышкой, внутренний ящик, наполненный червонцами и испанскими дублонами, золотыми и алмазными украшениями, табакерками, дамскими уборами, бумагами и запечатанными конвертами.

Леви показал маркезине две бумаги, лежащие сверху, приглашая ее взглянуть… Нагнувшись, она узнала подпись своего брата и успела прочитать отчасти содержание заемных писем с условиями заклада.

— Вот для чего я должен был пригласить вас сюда, синьора, вместо того, чтоб идти просто к вам, или говорить с вами где-нибудь в другом месте, мне нужно было показать вам эти несомненные свидетельства моих слов. Иначе вы могли бы мне не во всем поверить!.. Теперь, синьора маркезина позволит ли мне сказать, в чем и как предлагаю я ей мои услуги?

Пиэррина знаком изъявила готовность его слушать. Леви робел и краснел… Несколько раз хотел он начать, но слова останавливались в горле… Наконец, он пересилил себя и, поглядев на маркезину, начал прерывающимся от волнения голосом.