Пальчики

Я пыталась в своем разговоре тонко подойти к ее отношению с женихом, но Галина очень тактично обходила эту тему. Нет, конечно, она много говорила про него, какой он красавец и умница, но мне было интересно не это, а как они это почувствовали, не как они встретились и куда ходили. Мне хотелось понять, почему именно он, а не другой? Чем он особенный по отношению к другим, и как она это понимает. Но Галина не могла это выразить словами, а только пожимала плечами и говорила:

— Когда придет время, ты сама это почувствуешь и тебе не надо будет об этом думать, — и, немного помолчав, добавила. — Когда ты не сможешь найти ответов на поставленные тобой вопросы, наверное, это и будет твоя любовь.

Я видела блеск в ее глазах, он искрился. Да нет, даже не искрился, а излучал нежность и доброту. Лишь слегка грустная улыбка выдавала ее мысли. Я только могла догадываться, о чем она в этот момент думает.

Особенно мы любили вести душевные беседы по ночам, когда все ложились отдыхать. Звуки замолкали и начинало тянуть первой прохладой после знойного дня. Мы шли на веранду, поливали землю перед окнами водой, становилось свежей. Но, пожалуй, главное — от этого появлялся запах мокрой пыли. Мы его глубоко вдыхали. Этот запах на нас действовал одурманивающе. Мы садились и первые минуты молчали, просто нюхали воздух.

Вечером было приятно поговорить о будущем, помечтать, построить планы. Тихий шелест кустов и сверчки. Они так громко стрекотали, аж в ушах звенело. Не могу представить деревню без сверчков, мне нравится их слушать. Иногда, валяясь на веранде и слушая их, мы засыпали, и только с рассветом просыпались от того, что замерзали, потеплее укрывались и ложились досматривать свои сны.

А иногда перед сном мы ходили купаться. Ночи в деревне очень темные, не то что в городе. С непривычки даже страшновато, особенно пугают летучие мыши. Они пролетают почти над самой головой и так быстро меняют направление полета, что именно этим они и пугают меня.

Речка была сразу за огородами. Пока мы шли к ней, собирали светлячков и бросали в банку. Они там ползали, создавая тем самым для нас настоящий фонарь. Удивительно, как их брюшко вообще может светиться. Наверное, днем этих светлячков я тоже вижу, но днем они просто жучки, а ночью — волшебные фонарики. В крышке мы проделывали дырки, чтобы они не задохнулись, так светлячки могут жить до рассвета, после выпускали, а на следующую ночь набирали новых.

Подходя к речке, мы останавливались и прислушивались, нет ли кого. И только убедившись, что действительно никого нет, спускались к воде. Хоть нас двое, но мы боялись. Плавали всегда голышом. Этому меня научила Галина, а после научила меня и загорать без ничего. Правда для этого мы долго бродим по огороду среди кукурузы, а после выходим на нашу маленькую опушку. Она очень маленькая. Это даже не опушка, а просто клочок поваленной кукурузы. Именно там и устраиваемся. Здорово вот так лежать животом к небу, щурить глаза от солнца и млеть от удовольствия.

Вода в реке бежит не спеша. Она чистая, очень часто попадаются раки, но они не щиплются, как мы раньше думали, просто их не надо трогать, ведь они сами боятся нас. Банку со светлячками ставили на видном месте, чтобы знать, куда потом плыть. Вроде маяка, иначе в темноте можно заблудиться.

Мы раздевались и шли в воду. Однажды Галина остановила мои руки от такой процедуры. Подошла ко мне, и как свое собственное платье, сняла его с меня, а после все остальное. Мне даже стало немного неловко.

— Ну, а теперь твоя очередь, — как ни в чем не бывало сказала Галина. — Попробуй.