Палеонтология антрополога. Том 3. Кайнозой

Ситуация изменилась с появлением и расширением производящего хозяйства – земледелия и скотоводства. Те группы, которые первыми перешли на производство пищи, обрели какие-никакие гарантии выживания и стали осёдлыми, быстро нарастили численность и плотность. Просто некоторые отдельно взятые популяции, самые везучие, оказавшиеся в удачном месте в удачное время, резко размножились. Соответственно, их признаки, бывшие сугубо локальными и одними из многих, вдруг стали присущи огромному числу людей. Эти-то расплодившиеся и расселившиеся мегапопуляции мы теперь и называем «большими расами». По пути они частично вытесняли, а частично и поглощали соседние группы, а на новых территориях, конечно, неизменно возникали новые адаптации и вновь и вновь срабатывали генетико-автоматические процессы, а всё это вместе создавало «малые расы» и ещё более локальные вариации.

Обособленнее всех оказались жители Австралии и соседних островов. На Тасмании изоляция была самой длительной – едва ли не двадцать тысяч лет; неспроста тут сложилась собственная тасманийская раса, уничтоженная впоследствии англичанами. В Австралии протоавстралоиды на границе плейстоцена и голоцена несколько уменьшились в размерах и продолжали меняться. Тут никогда не возникало производящее хозяйство, но сложению австралоидной расы способствовала география. Австралия довольно однообразна экологически, а уровень развития аборигенов был везде примерно одинаков, так что все соседние группы смешивались друг с другом, отчего фактически сложилась мегапопуляция, в рамках которой морфологическое разнообразие было не таким уж большим. Показательно, что среди австралоидов больше всех выделяются представители барриноидного типа – пигмеев горных лесов Квинсленда, самого экологически-своеобразного района материка.

В Меланезии меланезийская раса – производное того же корня, что и австралоидная, но менявшаяся в своих условиях и по своей траектории. Тут, на тысячах островов, географическая и культурная изоляция играла намного большую роль, чем метисация, так что возникли десятки расовых вариантов, многие из которых – пигмейские.

На Ближнем Востоке создатели охотничье-собирательской натуфийской культуры 14,9–10,2 тыс. л. н. извели всех туров, ланей и газелей и в условиях изменения климата перешли к активному собирательству дикорастущих злаков. Появились серпы, ямы-хранилища, ступки-зернотёрки, выпечка хлеба (образцы которого даже найдены в местонахождении Шубайка 1) – то есть весь сельскохозяйственный инвентарь, только без сельского хозяйства. Жизнь стала налаживаться, а злаки растут долго и в условиях засушливого Ближнего Востока лишь в определённых местах. Это отразилось в сооружении постоянных жилищ и росту численности людей, а это – к расцвету погребальных обрядов и появлению больших кладбищ. Натуфийцы стали строить и довольно трудозатратные ритуальные комплексы, что отражает уровень консолидации и возможности организации. И всё это – охотники-собиратели.

На заре голоцена, 11,8–10,4 тыс. л. н., люди на Ближнем Востоке сделали следующий логичный маленький шаг: стали не просто собирать злаки, но и сажать их, то есть перешли к докерамическому неолиту. Тут уж зарождающуюся цивилизацию было не остановить: большие сооружения, чуть позже – керамика и протогосударства, оружие, предназначенное для убийства людей, и защитные доспехи, города и торговля, массовое производство и ремёсла, письменность и писцы, власть и цари, массовые религии и жрецы, наука и образование, популярные книги по палеонтологии и антропологии… Десяток тысяч лет – миг в потоке нашей эволюции!