Палестинские рассказы (сборник)

«В чём дело?», – вдруг услышал над своей головой грозный голос дяди, размазывавший слёзы и сопли по лицу Дауд, в очередной раз ставший жертвой Ахмада из семьи Аль Бадр – мальчика, который был старше Дауда на два года и выделялся среди сверстников и ростом, и характером, и силой. Ахмад не терпел слабость в любых её проявлениях и, возможно, поэтому ненавидел и жестоко третировал Дауда, олицетворявшего в его глазах эту слабость. При виде дяди Дауд растерялся ещё больше. Мухаммада побаивались все, и не только местные, но и так называемые «тунисцы», вернувшиеся после Осло. Он был решителен, умён, неподкупен и суров. Мухаммад отказался от всех предложенных ему правительством постов в местной иерархии и продолжал вести жизнь подпольщика. И израильтяне, и «тунисцы» внимательно отслеживали каждый его шаг, надеясь арестовать или уничтожить при первом же удобном случае. Но это им никак не удавалось. Каждый раз он то неожиданно появлялся, то так же неожиданно исчезал. И каждый раз после его появления или сразу же после исчезновения в тех местах, где он побывал, происходили события, вызывавшие дрожь не только у местных жителей, но и у израильтян.

Мухаммад прославился, когда был ещё совсем юным. Однажды солдаты-танкисты расположенного здесь подразделения израильской армии ушли за едой, не выставив охраны. А когда вернулись, обнаружили, что их танк наполовину разобран, и к тому же исчез пулемёт, который так и пропал бесследно. Никто не сомневался, что это было делом рук одной из ячеек, которыми руководил тогда Мухаммад. Впоследствии же он возглавил контрразведку Фронта и нещадно уничтожал коллаборационистов в Секторе Газа. Коллаборационисты умирали в страшнх мучениях: им простреливали, а иногда и просверливали коленные чашечки, скручивали стальной проволокой и уже в таком виде добивали. Иногда казни были публичными, но никто из местных не хотел или не решался указать участников расправы. Более того, к мучениям жертв и их мольбах о пощаде присутствовавшие относились совершенно равнодушно.

Мухаммада уважали и боялись все – и враги, и друзья. Сейчас этот грозный человек-легенда стоял, возвышаясь прямо над Даудом.

– В чём дело? – грозно повторил свой вопрос Мухаммад, обращаясь к племяннику. Дауду стало стыдно как никогда в жизни. Даже в тот проклятый день ему не было так стыдно. Лучше бы ему провалиться сквозь землю, чем видеть перед собой дядю-героя, на фоне которого его собственное ничтожество было совершенно невыносимо. Вдруг Мухаммад схватил его за шиворот. Дауд почувствовал, как его ноги оторвались от земли, и тут же увидел прямо перед собой белые от ярости глаза дяди, смотревшие, казалось, прямо ему в душу.

– Попробуй только нагадить ещё раз в штаны! – негромко, но так, что Дауду почудилось, будто во все его сосуды разом влили ледяную воду, сказал дядя. – Сейчас ты пойдёшь и набьёшь ему рожу, – так же негромко продолжал дядя, – а если ты этого не сделаешь, то получишь уже от меня!

Дауд был готов на всё, лишь бы дядя поскорее отпустил его. Мухаммад, разжав руку, швырнул племянника как котёнка к воротам. Дауд вылетел из ворот как ракета и понёсся прямо на обидчика. Пролетев отделявшие его от пустыря расстояние, где находился Ахмад и его приятели, он прыгнул на своего обидчика как пантера и, сбив с ног, обрушил на него град ударов. От неожиданности Ахмад даже не сразу сообразил, что происходит, и стал сопротивляться, лишь оказавшись на земле, с разбитым носом и многочисленными ссадинами на лице. А Дауд, превратившись в комок ярости, без устали молотил свою жертву. Никто из друзей не решался прийти на помощь Ахмаду. Наконец Ахмад пришёл в себя и, обуреваемый досадой, обрушил на нападавшего целый град ответных ударов. В конце концов Ахмаду удалось выбраться из-под своего противника, и постепенно бой становился равным. Ахмад был гораздо сильнее, и его удары сотрясали Дауда до самых пят. Он наносил удары размеренно и точно, и большинство из них достигали цели. Дауд чувствовал сильную боль в области рёбер, один глаз уже ничего не видел. Он чувствовал, что силы его на исходе, но отступать не хотел и отчаянно пытался контратаковать. Его держала на ногах лишь собственная ярость, в которую в одно мгновение превратился весь его страх. Дауду хотелось разорвать своего противника на куски, и он не хрипел, а рычал как дикий зверь, от ярости, от боли и от досады на собственную слабость. В последний свой удар он вложил остатки сил. Удар пришёлся Ахмаду прямо в челюсть, и тот покачнулся. Глаза Ахмада, ещё секунду назад выражавшие беспощадную решимость расправиться с врагом, вдруг приняли какое-то отрешённое выражение, и из горла Дауда вырвался торжествующий клич. Дауд уже готов был броситься на своего врага и смешать его с пылью, которую они толкли ногами, но в этот миг Мухаммад снова схватил его за шиворот, но уже не с яростью, а просто как зарвавшегося ребёнка.