Палестинские рассказы (сборник)

– Закрой ворота! – крикнул командир солдату на воротах и, демонстративно повернувшись, удалился. Мускулы на его волевом лице были напряжены, он тоже старался скрыть досаду. Наверняка он не случайно выбрал именно ворота базы и именно в тот момент, когда солдаты прибывали на службу после субботы. Он хотел размазать девчонку, попытавшуюся оспорить его авторитет при всех. Это должно было стать своего рода показательной казнью для всех нас, но… Он был похож на человека, который поскользнулся на собственной арбузной корке. Задумав растоптать её, он вдруг выступил перед нами в самой неприглядной форме. И не только он, но и все мы. Каждый из нас понимал, что она была права, но никто – ни офицеры, ни солдаты – не посмел вмешаться в этот конфликт, предпочитая оставаться пассивным наблюдателем. В том числе и я. Все мы понимали, что причина конфликта в тех самых чётках. Увидев их у солдат, девушка стала допытываться, откуда у них чётки. Солдаты поначалу отшучивались, но девушка оказалась настырной и требовала от солдат ответа на свой вопрос: как у них оказались чётки арабов, да ещё в таком количестве. В конце концов её настырность стала их раздражать, и симпатия по отношению к ней быстро сменилась враждебностью. Ещё быстрее эта история стала известна командиру базы. Возможно, ему доложил кто-то из солдат, может быть, и не один, а может, ещё как. До этой сцены с ней пытался беседовать один из офицеров по имени Миха Ашкенази. Это был молодой офицер, один из тех, к кому командир особенно благоволил. Он с первого дня своей службы находился на территориях и часто с гордостью заявлял, что знает здесь каждый камень, был необычайно вынослив и так же необычайно жесток. На местных арабов он смотрел сверху вниз. Солдаты под его началом вели себя дерзко и вызывающе по отношению к местным.

– Они должны видеть в нас силу. И не просто видеть, а чувствовать её. Иначе они превратят нас в пыль, – инструктировал он своих солдат.

Они действовали соответственно. Когда его солдаты дежурили на КПП, они не пропускали ни одной машины, будь то скорая с роженицей, больные, нуждавшиеся в срочной медицинской помощи, или старики, направлявшиеся к родственникам. На него не действовали никакие мольбы, он был совершенно глух к страданиям больных, рожениц, стариков. Я познакомился с ним во время одного из рейдов в деревню, в окрестностях города. Мы искали подозреваемых, закидавших одну из наших машин бутылками с «коктейлем Молотова». Мы арестовали несколько арабов, адреса которых нам передали спецслужбы, и ждали, когда прибудут следователи, чтобы передать им задержанных. Всё это время арабы под охраной солдат сидели прямо на земле возле дома, курили и пытались шутить с солдатами. И тут неожиданно прибыл Миха. Его солдаты прочесали всю деревню, взорвав двери как минимум десятка домов. Ворвавшись в дом, они в поисках подозреваемых переворачивали всё. Так, двигаясь из дома в дом, они добрались до нашей группы. Увидев сидящих на земле арабов, он поднял крик, подскочил к ним и приказал лечь на землю лицом вниз. Так он их держал до тех пор, пока не приехали следователи ШАБАКа, а сам в это время орал на старика, работавшего на своём участке недалеко от дома, где всё происходило.

– Я заставлю тебя отжиматься от земли, пока ты не скажешь мне, где твои сыновья! – кричал на него Миха. – Я знаю, что они где-то здесь! Где они? Говори! – и он отвешивал старику тяжёлые оплеухи. Женщины, работавшие вместе со стариком, плакали от бессилия и отчаяния. Многие солдаты и офицеры сторонились Михи, но возражать ему никто не решался. Да и бесполезно это было. Миха был абсолютно уверен в том, что «знает, как с ними надо». Начальство его ценило, и он довольно быстро продвигался по службе.

– Здесь свои законы, – вкрадчиво поучал девушку Миха, – и нам их не изменить – ни тебе, ни мне. Либо мы их, либо они нас. Это закон войны, а мы на войне. Пойми, на войне действуют совсем другие законы!

Миха мягко стелил, но это лишь ещё больше настораживало девушку и укрепляло в непреклонности. Конечно же, при желании командир базы мог обвинить её в чём угодно, и положение девушки было бы весьма незавидным. Но вместо этого он почему-то предпочёл устроить отвратительную сцену, и эта сцена стала как бы незаметной трещиной в стене неприступной крепости, которую он пытался построить здесь, если не навечно, то очень надолго.