Палестинский патерик

Рассказывал нам авва Исаия: «Как я сидел однажды с аввою Макарием, пришли к нему семь братии из Александрии и, искушая его, говорят: „Скажи нам, отче, как спастись?“ Я взял сверток бумаги, сел в стороне и записывал, что исходило из уст его. Старец воздохнул и, отверзши просвещенные уста свои, сказал: „О братие! Каждый из вас знает, как спастись, но то горе, что нет у нас желания спастись“. — Они сказали ему: „Мы весьма желаем спастись, но злые помыслы не оставляют нас. Итак, что же нам делать?“ — Старец сказал: „Если вы монахи, то зачем шатаетесь с мирянами или приближаетесь туда, где есть мирянин? Те, кои, отрекшись мира и облекшись в ангельский образ, живут среди мирян, сами себя обольщают, сбивают с пути: всуе весь труд их. Ибо, что приобретут они от мирян, кроме плотского утешения? А где плотское утешение, там не может обитать страх Божий, особенно в монахе. Почему монах называется монахом? — Потому, что он один с единым Богом беседует день и ночь. А монах, проводящий среди мирян иногда день, а по большей части два, затем, чтоб, по невозможности жить без потребностей телесных, продать свое рукоделие и купить потребное и потом, возвратясь, искренно раскаиваться и жалеть о тех двух днях, проведенных в городе для продажи рукоделия своего, никакой не получит пользы (от своего монашества). Вот какие добродетели приобретает монах, живущий среди мирян. Когда лишь только вступит он (в монашество), то на первых порах бывает обыкновенно воздержан языком, постником и смиренником, пока не придет в известность и пройдет слава о нем, что-де такой-то монах поистине есть раб Божий. Тотчас сатана внушает мирянам нести ему всякие потребности: вино, елей, деньги и всякие вещи, говоря: „Святче, святче!“ Слыша „святче“, напыщается смиренный монах и, как обычно тщеславию, начинает ходить к ним посидеть, ест, пьет и утешается; когда станет на псалмопение, то возвышает глас свой, и миряне начинают говорить о нем с похвалою, что такой-то монах поет псалмы и совершает бдения. От сего еще более одолевает его тщеславие, он надымается и высится; смирение совсем отходит от него, и, если кто скажет ему неласковое слово, он отвечает ему еще худшим. Далее, так как он день и ночь видит мирян, то диавол уязвляет его красотою жен и детей, и он бывает в большом смущении и большой опасности, ибо Господь наш Иисус Христос сказал в Евангелии: всяк, иже воззрит на жену, ко еже вожделети ея, уже любодействова с нею в сердце своем (Мф. 5, 28). Не будет вменять ни во что слово сие, слыша, что еще говорит Господь: небо и земля мимоидет: словеса же Моя не мимоидут (Мф. 24, 35). Потом приходят заботы житейские, и он начинает промышлять о телесных потребах на год, собрав их, удвояет, наконец, начинает собирать золото и сребро, чем демоны низвергают его наконец к самому корню сребролюбия. После сего, если кто приносит к нему что-нибудь малое, он отвергает то, говоря: „Не принимаю сего, потому что ничего не беру“. Если же кто приносит золото и сребро, или одеяние, или другое что ему пригодное, он тотчас с радостию принимает его и, поставя трапезу, начинает утешаться с ним. А бедный или, лучше, Христос толчет[16] извне и в двери, и никто не внемлет, никто не слышит. К таковым сказал Господь наш Иисус Христос: удобее есть велбуду сквозе иглины уши пройти, богату в Царствие Божие внити (Мф. 19, 24). Но может быть, скажешь, что ты небогат, или что, будучи богат, „я ни в чем не имею нужды и никому не докучаю“, или, „что имею, имею от рукоделия и от того, что посылает Бог, я никого не обижаю“. — Скажите мне, отцы: Ангелы на небесах о собрании золота и сребра заботятся или о славе Божией? Для чего и мы, братие, приняли образ сей? Чтоб собирать богатство и тленное вещество или чтоб быть подобными Ангелам? Или не знаете, что падший с небес (ангельский) чин наполняется из монахов? Зачем же, братие, отрекшись от мира, опять, в нерадении, совращаемся с пути смирения? Или не знаете, что вино, жены, золото, плотский покой и блуждание среди мирян, — все сие удаляет нас от Бога? Корень бо всем злым сребролюбие есть (1 Тим. 6,10). Сколько отстоит небо от земли, столько отстоит сребролюбивый монах от славы Божией. И поистине, нет зла больше того зла, какому подвергается сребролюбивый монах. Монах, любящий мирские беседы, требует многих молитв святых отцов. Или не слышим, что говорит блаженный Иоанн: не любите мира, ни, яже в мире; аще кто любит мир, несть любве Отчи в нем (1 Ин. 2, 15)? Равно и апостол Иаков говорит: иже бо восхощет друг быти миру, враг Божий бывает (Иак. 4, 4). Да бежим же, братие, от мира, как бежит кто от змия. Кого уязвит змий, тот едва исцедевает. Так и мы, если желаем быть монахами, да бежим от мира. Лучше, братие мои, иметь одну брань, нежели много и без числа. Скажите мне, отцы и братие, отцы наши где стяжали добродетели — в мире или в пустыне? Как же мы хотим стяжать добродетель, живя в мире? Если не взалчем, если не возжаждем, если не понесем мраза, если не вселимся со зверьми, не умрем телу, то как поживем душе? Как хотим мы наследовать Царствие Небесное, пребывая среди мирян? Или как даже возведем очи свои к Нему, кружась в суете? Не теряет ли своего достоинства воин, который, бежав от войны, предается куплям житейским? Не тем ли паче мы, если, живя с мирянами, будем только есть и пить, лишимся наследия Царствия Небесного? Да не внушает вам диавол злых помыслов — говорить: „Я собираю для того, чтоб (чрез милостыню) заслужить еще и награду“, потому что, кто не хочет сотворить милостыню из кодранта, тот не сотворит и из тысячи динариев. Нет, братие моя! Это есть дело мирян. Не хочет Бог, чтобы мы, монахи, имели золото или сребро, одеяния и другие вещи. Господь заповедал, говоря: воззрите на птицы небесныя, яко не сеют, ни жнут, ни собирают в житницы, и Отец ваш Небесный питает их (Мф. 6, 26). Монах, имеющий золото, сребро и другие вещи, не верует, что Бог может напитать его; но если Он не может подать нам хлеба насущного, то не может даровать и Царствия Своего. Вот что знаю я наверное, что если я имею потребное и другой кто, особенно мирянин, сам по себе несет мне что-нибудь, то это бывает по действию диавола. Если же не имею и помолюсь однажды и дважды, тогда мне, как некогда Даниилу во рве львином, посылает Бог, зная, что я нуждаюсь. А если я не только не нуждаюсь ни в чем, но еще имею золото, сребро и другие вещи, между тем не хочу тратить на содержание себя, а ожидаю, чтоб другой принес мне потребное, тогда я бываю сообщником Иуды Искариотского, который, оставя дарованную ему благодать, устремился к похоти сребролюбия. Зная сие, блаженный Апостол назвал сребролюбие не только корнем всех зол, но и идолослужением (Еф. 5, 5). Итак, видите, в какое зло болезнь сия увлекает монаха, когда ввергает его даже в идолослужение: ибо сребролюбивый отступает от славы Божией и поклоняется изваянному идолу человеческому, то есть золоту. О сребролюбие! Ты удаляешь монаха от славы Божией. О сребролюбие, горькое и плачевное! Ты отлучаешь монаха от чина ангельского! О сребролюбие, корень всех зол! Ты ввергаешь монаха все в большие и большие заботы, пока доведешь до того, что он, оставя славу небесную, прилепится к миродержителям тьмы века сего. О сребролюбие, хороводец всякого зла, ты изощряешь язык монаха на брань, ссоры и смуты, пока не подведешь его под суд, наподобие мирян! Горе монаху, дающему свободный к себе доступ демону сребролюбия! Горе монаху-сребролюбцу, что оставил заповедь Спасителя, рекшего: не стяжите злата ни сребра (Мф. 10, 9). Часто внушает ему диавол такой помысл: „Встань и сотвори бдение, а завтра позови братии и учреди трапезу любви“. Потом отходит демон к званным и говорит: „Возьмите с собою свои припасы“. Часто говорит также в себе такой (монах): „Правила своего я не нарушаю: исполняю и третий, и шестой, и девятый час“, не зная, что не всяк глаголяй: Господи, Господи! внидет в Царствие Небесное (Мф. 7, 21). И: „Чем повредят мне сребро, золото и другие вещи?“, не зная, что, где золото, сребро и вещи, там свободный доступ демонам и пагуба души и тела, там горе навсегда. Как войдет сокрушение в сребролюбивого монаха, когда он, оставя волю Сотворшего его и Призывающего к жизни вечной, золото чтит и лобызает? Как войдет в такого человека сокрушение? — Впрочем, диавол часто возбуждает в нем слезы, воздыхания и заставляет его бить себя в грудь, говоря притом: „Вот дал тебе Бог золото и сребро и сокрушение“, с тем чтоб ему и на мысль не пришло когда-нибудь извергнуть корень сребролюбия. О братие моя возлюбленная! Как мы, монахи, имеем золото и сребро, одеяния и всякие вещи и никогда не перестаем собирать более и более, а между тем бедный, паче же Христос, немощен и алчен[17], терпит жажду и мраз, и мы ничего не хотим сделать для Него. Какое оправдание представим мы, братие, Владыке Христу, что, отрекшись мира, опять ищем его; мятемся под схимой и сей ангельский образ делаем житейским, обращая его в промысл ради золота, из коего или совсем не даем (нуждающимся), или если даем, то при других, для того чтобы нас хвалили. Нет, братие моя возлюбленная, убежим от мира. Нужда нам надлежит спасаться в пустыне, среди же мирян поистине не спасемся, ибо Господь говорит, что, если кто не отречется мира и того, что в мире, еще же и души своей, и не возмет креста своего и не последует Мне, несть Мене достоин (Мф. 10, 38). Живу Аз, глаголет Господь: изыдите от среды их и отлучитеся (2 Кор. 6, 17). Посмотрите, братие моя возлюбленная, как полезно бегать сообщения с людьми житейскими. Это полезно и для них, и для нас. Вся беседа их — о торгах, сходбищах, женах, детях, скоте, а такая беседа не удаляет ли помыслы от Бога? Если же одна беседа с ними удаляет помысл от Бога, то какой вред должен быть от того, если есть с ним и пить. Не потому я говорю это, что они нечисты, — да не будет. Но они едят по дважды в день всякого рода яства и мяса, мы же воздерживаемся от мяс и разнообразных яств и едим всегда однажды в день. Теперь, если они увидят, что мы едим довольно, тотчас осуждают нас и говорят: „Вот и монахи едят в сытость“, не помня, что и мы также обложены плотию, как и они. Опять, если видят, что мы воздержны в пище, тоже осуждают нас, говоря: „Вот человекоугодники!“ И губят, таким образом, души свои из-за нас. Также, если видят, что мы едим неумовенными руками или неопрятно держим одежду, говорят: „Вот невежество“. И опять, если видят, что едим умовенными руками, говорят: „Вот и монахи чистятся“. И губят себя из-за нас, и мы бываем причастниками и виновниками их погибели. Бегая убо, да бежим трапез их; и будем искать более поношения их, чем похвал, ибо не похвала их доставляет венцы. — Что мне пользы, если угожду человекам и прогневлю Господа Бога моего? Апостол Павел говорит: аще бых еще человеком угождал, Христов раб не бых убо был (Гал. 1,10). Не молимся ли мы пред ли-цем Господа, говоря: „Иисусе, Боже наш! Избави и изми нас от укора и похвалы их“? Не будем же ничего делать в угождение им. Ибо как похвала их не может нас ввести в Царствие Небесное, так и всякий укор их не может заключать для нас вечной жизни. Да ведаем, братие моя возлюбленная и благословенная, что и о всяком слове праздном мы дадим отчет Господу Богу нашему“[18]».