Палитра чужих цветов (СИ)

Оболочка уже активирована и лежит в той же ванне.

— Слон, а где пленные? — спросил я командира, который поглядывает на своего будущего симбионта несколько нервно.

— Понятия не имею, — пожал он плечами. — Креон забрал их себе. Сказал, охранять не надо, он разберётся.

— У меня на их счёт мрачные предчувствия, — поделился я опасениями, рассматривая плохо затёртые брызги крови на полу.

— Я не брал за них ответственность, — ответил Слон. — Это договорняки между владетелями. Думаешь, он их…

— Есть такое подозрение.

— Некрасиво выйдет. Хотя мы формально и не при делах, но поди объясни потом…

— Слонище, отговаривать тебя по-любому без толку, но я прошу — не дай этой штуке залезть тебе в башку. Она попытается, я уверен.

— Её ждёт большое разочарование, — гыгыкнул командир. — У меня там кость толстая.

— Я серьёзно. Я постараюсь этого не допустить, но и ты не сдавайся… Пойми, Креон даёт тебе оболочку не для того, чтобы ты сказал «спасибо» и свалил с ней. Он уверен, что сможет тебя через неё контролировать.

— Я не вчера на свет родился, товарищ. Догадываюсь так-то. Ты уж расстарайся, плиз. Это в твоих интересах — я ж тебе денег должен. Помру — кто отдаст? Ладно, вижу — пора мне…

Слон неторопливо разделся, демонстрируя мускулистый торс в шрамах. Хорошо выглядит, чертяка, настоящий боевой самец. Бабы на таких вешаются гроздьями, то-то ему обидно, что Анахита не дала.

Взялись за руки-за ноги, опустили в раскрывшееся чрево оболочки. Теперь только ждать.

Разбудили меня среди ночи, на часах три «с копейками».

— Он готов, — сказала Алиана.

Похоже, девушка заняла место порученца при Креоне, подвинув с него Калидию. Вряд ли та счастлива. Интересно, можно по владетельским понятиям заменить дочь другой девицей? Одну удочерить, другую «раздочерить», например. Похоже, Алиана ему больше нравится — услужлива, исполнительна, полна энтузиазма и нервы не мотает. Впрочем, чёрт его поймёт, может, ему просто приятно унижать родную дочь. Теперь и этим способом, как будто других было мало.

Слона уже оттащили в его комнату, где я заранее приготовил свет и рисовальный набор. Всех выгнал, убедился, что в коридоре пусто и сходил за Нагмой.

— Пора, папа Док? — зевнула девочка.

— Да, просыпайся, овечка сонная, лохматая. Аллах хочет посмотреть на Слона твоими зелёными глазками.

Слон лежит колодой, дыхание слабое, но ровное, пульс учащённый, глаза дёргаются под веками. Так себе удовольствие — чужеродную хрень проращивать в себе, как редиску в грядке.

Нагма умащивается у меня на коленях, сует в руку карандаш:

— Рисуй!

Я начинаю набрасывать суровый героический профиль командира, но девочка меня останавливает:

— Нет, дай я!

— Уверена?

— Да! Так будет правильно. Только ты меня держи крепко-крепко, а то мне страшно.

Я обнимаю её и прижимаю к себе, детское сердечко стучит почти в моей груди, как будто у меня их стало два. Пульс синхронизируется, и мы словно становимся ненадолго одним человеком.

Скрипит карандаш, сопит ребёнок, время летит незаметно, но когда Нагма говорит: «Все, папа Док!» — на улице только начинает светать.

— Быстро ты, торопыжка!

— Это было просто, папа Док, — радостно сообщает девочка. — Оно уже знало, чего мы хотим. Оказывается, они все — одно!

***

Слон скачет по стенам, как завзятый паркурист. Туда-сюда, вниз-вверх. Довольный как слон. Взял автомат, пострелял куда-то, остался, видимо, удовлетворён результатом — во всяком случае, меч себе не потребовал. Нет в нём самурайской жилки. Зато выпросил из арсенала ужасающего калибра пуляло для киберов, от которого человеку бы отдачей плечо на спину завернуло. Бабахает мощно, Слон счастлив.

— Знаешь, Докище, это как непрерывный оргазм, — поделился он впечатлениями. — Не снимал бы эту шкурку вообще, но нельзя — сожрёт. Жадноватая тварь. Но и отдаривается богато — видимость до горизонта, прицел не нужен, ночник не нужен, кулаком можно стену пробить, при этом точность моторики такая, что хоть часовой механизм перебирай. А главное — так прёт, так прёт… Жаль, что ты не попробуешь.

— Похоже на речь нарка-неофита, — ответил я мрачно. — До первой ломки.

Но он только отмахнулся.

Уже днём завернули в чёрную шкуру Змеямбу.

— Ты, Докушка, проследи чтобы она мной не отравилась! — смеётся Зме, стоя голая над оболочкой. — Я та ещё тварь ядовитая! А если что не так пойдёт — на том свете свидимся.

Но всё прошло даже легче, чем раньше. Нагма сидит на коленях, я держу её, обняв, она рисует.

— Оно нас запомнило, — вздыхает девочка, — и мы ему не нравимся.

— Привыкай, мелкая, — отвечаю я. — Чем дольше живёшь, тем больше тех, кто тебя не любит.

— Нашими глазами смотрит Аллах, а оно боится Аллаха. Как шайтан. Зря они пускают в себя шайтана, папа Док. Он даст силу, но много заберёт.

— Мне тоже это не нравится, — согласился я, — но люди ради силы готовы на всё.

— Почему? — спросила Нагма.

— Думают, что сила даст остальное.

— И она тоже? — девочка погладила спящую Змейсу по жёстким волосам. — Она не похожа на других.

— Она ищет себя, глазастик. Жаль, не там.

— Ты её любишь?

— Как тебе сказать… Я ей должен. Даже если она так не считает.

— То есть, не любишь?