Фантазии несутся безудержным потоком. И, словно каменная стена, в мыслях вдруг возникает поцелуй. На секунду представив, как он целует ее, раздвигает полные губы и языком ласкает девушку, ему становится дурно. Не от возбуждения, хотя оно становится совсем нетерпимым. А от злости.
Какого хрена она лезет в его голову со своими поцелуями?
Ни одну из своих шлюх он никогда не целовал. Поцелуй – это власть, только власть обоюдная. Недопустимая.
– Ты что, порно не смотришь? – Он говорит это грубее, чем собирался.
– Вам же не подойдет срисовка с порно. Вы хотите эксклюзив.
Он поднимается, привычно бросает на стол несколько купюр аванса.
– Для начала сделай эскиз, посмотрим, что у тебя получится.
– Вы же сказали, что я могу отказаться.
– Я передумал, – отрезает он. – Рисуй, Кисточка.
Глава пятая
Ненавижу похороны. В последний раз, когда были похороны родителей, моих и Эльки, я думала, вообще не встану, пролежала с температурой целую неделю. Похороны тети Маши проходят, к счастью, проще. Несколько подруг, таких же пожилых, Марина, грустная и несчастная, я и, собственно, все.
Потом мы идем вместе забирать Элю из садика.
– Ну вот. Теперь буду одна, в квартире.
– Ну почему одна, Пашка поддержит. Зато сэкономите на съеме.
Марина усмехается.
– Пашка все. Разбежались. Сказал, что устал жить в нищете, да и вообще я изменилась. Он-то влюбился в музыкальную беззаботную девочку, а жить стал с задолбанной учительницей, стремительно ползущей к тридцатнику.
– Ну и дебил, – от души комментирую.
– Жень… – Марина мнется, будто хочет сказать что-то, но боится. – А давайте вместе жить, а? У нас, в трешке. А твою можно сдавать, ну или наоборот. Я буду с Элькой сидеть, на работу ее брать. Первое время хотя бы.
– Давай, – легко соглашаюсь я.
С Мариной будет проще. И действительно квартиру можно сдать.
– И Эльку играть поучу. Она к нам когда приходит, за пианино садится и рассматривает. Боится на клавиши нажимать, но сидит и смотрит. Я ей детские песенки играю.
– Вот у нас будет картинная филармония-то, – фыркаю.
Атмосфера удушающей тоски немного слабеет. Остаток дня радостная Элька перетаскивает в квартиру Марины игрушки, а я делаю уборку, чтобы дать объявление о сдаче. Мне не жалко: от ремонта, сделанного сто лет назад, уже ничего не осталось, никакой ценной мебели в квартире нет. А дополнительные десять-пятнадцать тысяч в месяц позволят мне купить кучу всего полезного. Например, новые хорошие краски, потому что мои скоро прикажут долго жить. И кисти, и растворители.
За несколько дней Марина, в стремлении заглушить тоску, вылизала квартиру "от и до". Тетя Маша жила одна, так что одну комнату и вовсе не использовала, а во второй только спала. Ее заняла Марина, а пустующую отдала нам с Элькой.
– Можно будет потом взять дополнительную кровать, – словно извиняясь, говорит она, – и поставить ее в гостиной, чтобы вы не жили вместе.
– Мы привыкли.
С Элькой в комнате мне спокойнее. Ненавижу спать одна.
А еще в гостиной мне выделяют стол и кучу места для рисования. Даже есть куда поставить мольберт и не тягать его туда-сюда.
И несмотря на то, что обстановка в комнате старая, советская, помещение светлое и уютное. В одном углу стоит пианино и стул, заботливо накрытый кружевной салфеткой, а во второй – стол, заваленный набросками, мольберт и куча коробок с красками.
– Как все же хорошо, что вы переехали, – улыбается Марина.
Она подходит к столу и, прежде, чем я успеваю среагировать, берет набросок.
Одна из сотни попыток нарисовать то, что просил Серебров. Но эротическая картинка, срисованная с какой-то фотосессии, мало напоминает приличный эскиз.
– Липаева, тебе надо парня, – хмыкает Марина.
– Это не… то есть… это заказ.
– Заказ? – на ее лице отражается удивление. – Женя, во что ты влезла? Что за заказ такой странный?
– Просто постеры. Ничего особенного.
– Ничего?!
Она достает еще один эскиз, и еще.
– Это ничего? Женя, что он от тебя хочет и что заказывает?
– Только рисунки!
– Но… это же ты! На рисунка – ты. А это он, да? Женя!
– Марин, – я закрываю глаза, – он просто заказывает рисунки и хорошо платит.
– Сейчас – да. А что будет потом?
– Не знаю! – Я стараюсь говорить тише. – Я не знаю, Марина, но что мне делать? Он платит по пятнадцать, по пятьдесят тысяч за рисунок! Так хоть немного получается отложить. Курсовых все меньше и меньше, сейчас вообще раз-два и обчелся, программа меняется и я скоро вообще не смогу делать проекты на "отлично", в парке работа сезонная, с ребенком никуда не берут, потому что она постоянно болеет! А впереди зима, понимаешь?! На что я куплю ей сапоги, она снова выросла? Куртку? А потом что? Она в школу скоро пойдет! И мне надо будет выходить на полный день! Я, может, хоть денег отложу и на колледж наскребу, потому что иначе мы просто не выживем. Если я сейчас лишусь работы, то все! Конец!
– Жень, я понимаю, просто… волнуюсь. У меня мало опыта, но… ничем хорошим такие заказы не заканчиваются.