Палитра сатаны

Довольный такой очеловеченной выставкой садового искусства, Арчимбольдо попросил Витторио снять с «Флоры» копию, а подлинник отослать в Прагу. Двумя неделями позже он получил прочувствованные поздравления от его величества, а также обещанную плату, что вновь вселило в старого мастера уверенность в силе своего таланта. Тем временем замысел изобразить Христа в виде «Ответа на вопрос, чему нас учат вещи», где прославлению Божьего Сына должны были послужить самые обыденные кастрюли и горшки с зауряднейшими овощами, пустил в его мозгу столь глубокие корни, что он постоянно возвращался к нему в беседах с Витторио. Однажды он решил, что наилучший способ выбраться из плена неисполнимого для христианина прожекта — преспокойненько написать портрет некоего языческого божества. Выбор мастера пал на Вертумна, чтимого у древних этрусков, а потом и у римлян бога садов и осенних урожаев. Уберегшись от церковных анафем с помощью мифологического алиби, он неистово, будто в опьянении, принялся коверкать человечье лицо, обогатив его всеми символами сбора плодов и виноделия. Чтобы придать своей аллегории больше прочности, он написал ее маслом по деревянному панно. В его весьма субъективном истолковании чело Вертумна осеняли зрелые колосья, щеки божества были полными и бархатистыми, словно персик, нос приобрел форму сочной груши, подбородок украшала бородка из каштановой кожуры, рот поражал алым блеском, взятым у помидора, а глаза были маленькие и черные, как вишни в корзинке. Все эти фрукты и стебли оказались так тесно прижаты друг к другу, что глаз не различал между элементами растительной мозаики даже малого пятнышка человеческой кожи, но все вместе давало представление о здоровенном детине, готовом лопнуть от ликующей гордости — так он себе нравился.

Подвергнув самому внимательному разбору мельчайшие подробности работы, Арчимбольдо не нашел там ничего, требующего переделок, однако картина в делом приводила его в раздражение. Было видно: он сожалеет, что его принудили довольствоваться хвалою Вертумну, в то время как сам он предпочел бы воспользоваться тою же методой для прославления Иисуса. Угадывая, что Витторио читает его мысли, он в конце концов сказал:

— Никто не узнает, что я написал эту картину, движимый разочарованием, ибо не могу показать, какою мерой, по-моему, следует воздавать почести Христу. Но партия лишь отложена! Если мне будут отпущены еще несколько лет жизни, я найду способ отблагодарить Господа, выполнив портрет Его Сына, каким Он мне представляется: не в Его величии, а в обыденности, окруженным повседневными предметами, чтобы Его Бытие и все бытующее вокруг Него не было бы разъединено. И я таки сделаю это, пусть даже Церковь меня проклянет.

Витторио заметил, что, когда Арчимбольдо произносил эти слова, его взгляд блуждал окрест, словно у странника на распутье. Ему показалось, что мессир внезапно постарел и словно теряется среди знакомой, любимой мебели. Очевидно, тяготы пути из Праги в Милан сверх меры подточили его силы. Будущее уже не представлялось ему временем, полным обещаний, оно стало в его глазах простой отсрочкой перед неизбежным. Чтобы пробудить в нем вкус к жизни, Витторио решился поговорить с мастером о его новых замыслах.

— Нет смысла заглядывать так далеко! — отмахнулся Арчимбольдо. — Пока что займись отправкою «Вертумна» императору Рудольфу. Я присовокуплю к картине очаровательные стихи моего любезного друга дона Грегорио Комманини, написанные по сему поводу. А после этого отложу палитру навсегда!

Витторио еще пытался шутить:

— Это вы говорите сегодня, но уже завтра перемените решение! Как только у вас в голове созреет замысел новой картины, вы, мессир, тотчас все забудете и отдадитесь ему. Главное найти хороший сюжет.

— Единственный, что меня соблазняет, тебе известен, а я не имею права к нему притронуться, — с горечью мотнул головой Арчимбольдо.

Но в это мгновение ни с чем не сообразная мысль сверкнула в мозгу Витторио, и он воспрянул. В приливе непривычной дерзости молодой человек предложил:

— А почему бы в таком случае не нарисовать Христа таким, каким столько мастеров изображали его до вас, не пытаясь наполнить его облик уничижительными аналогиями с растительным и даже животным миром? Почему вы не хотите подарить нам Спасителя, спасенного от всех аллегорий? Уверен: и Церковь, и публика будут вам благодарны за такое возвращение к традиционной почтительности.

— Публика и Церковь, конечно, поблагодарят меня за это! — вскричал Арчимбольдо. — Все может случиться! Но Господь не простит мне такого выверта «кругом, марш!». И это будет справедливо. Я не имею права портить ниспосланный Им дар, состоящий в умении живописать изнанку реальности, прозревать откровение под нелепой гримасой и вероучение под личиною смеха. Такова воля Его, коей я повинуюсь по зову сердца. А ты мне советуешь изменить своему предназначению, отказаться от себя самого!