Палка, палка, огуречик...

И через какое-то время — мы как раз картошку собирались окучивать, а это дело мне очень напоминает пиление дров двуручной пилой — Борис Александрович с супругой и двумя дочками-воображалами навестил нас в нашей коммуналке — приехал специально на собственном авто марки «Москвич-401».

И картошка осталась до другого раза, мама накрыла соответствующий стол, выставила бутылку вина.

Само собой, я был одарен новой большой партией этикеток.

К сожалению, дружба семьями развития не получила. Пожалуй, мы показались нашим гостям недостаточно интеллигентными. Или сами себе мы показались таковыми, почему и не решились на ответный визит. Или причина в чем-то совершенно ином. В конце концов, если дружба чаще всего причины имеет, то ее отсутствие вполне может быть беспричинным…

А потом маме снова надоело целыми днями за меня переживать. И она в очередной раз наложила свое суровое «вето» на сомнительные велопробеги. Однако — «охота пуще неволи». И я продолжал гонять в Кольцово. Конечно, иной раз мне удавалось нарушить запрет и не вызвать подозрений долгим отсутствием. Но чаще приходилось расплачиваться по высшей ставке. А кроме того, мама не раз грозилась уничтожить коллекцию, что повергало меня в ужас, как смертный приговор. Однако до его исполнения дело каким-то чудом так и не дошло.

А ведь кроме не признающей никаких преград страсти коллекционера были и другие, мелкие, часто одноразовые страстишки. Весенняя добыча яиц из гнезд диких птиц, сопряженная с лазаньем по высоким деревьям, в чем не было мне равных — вот когда пригодился ранее приобретенный навык, — пугачи да поджиги, а случалось, оказывалось в моих руках и настоящее ружье; рейды по тылам противника, а в противниках числилась любая местность, находящаяся за пределами наших двухэтажек; забавные гадости вроде кражи из форточки кастрюли с киселем, который хозяева поставили остужаться, а мы его и горячим замечательно выпили, привязывание к той же форточке картофелины на нитке, чтобы пугать обитателей коммуналки стуками загадочного происхождения.

Разумеется, памятны и самые опасные эпизоды. Так, однажды у меня в кармане взорвалась пачка дымного пороха, к счастью, не полная, отчего я сам лишь слегка обжегся, но у моего пальто вырвало напрочь карман, и вся пола, считай, сгорела. Чуть позже этого случая произошло еще два аналогичных — выстрелил из поджига в консервную банку и незамедлительно получил практическое доказательство истинности закона о «действии и противодействии» — заряд полетел в одну сторону, а ствол самодельного пистолета, видимо плохо закрепленный, — в противоположную. В грудь, по счастью, не воткнулся, но синяк вышел порядочный — в аккурат против сердца. Болело долго. Потом разорвало сигнальную ракету, и все содержимое попало в лицо одному моему корешу. Магний, к счастью, отскочил и сгорел на земле, но пыж в щеку воткнулся, и частицы пороха усеяли лицо.

И наконец, получил настоящее ранение я — мы баловались карбидом — сейчас эти серые камушки редко применяются, а тогда ацетилен в баллонах был большой редкостью, бутылка взорвалась, парню, который держал ее в руке, — ничего, а мне пробило щеку, так что потом пришлось накладывать швы, и шрам от того ранения я ношу всю жизнь — многие думают, что это след от опасной бритвы, и смотрят с уважением. Хотя кое-кто и — без…

Вот тогда-то, после очередной экзекуции, повела меня мама первый раз в жизни к профессиональному фотографу, чтобы успеть запечатлеть живым. Ей казалось, что час моей неминучей гибели уже совсем близок…

А лучшими моими друзьями в этот период были легендарный Леха Ковков, уже упоминавшийся здесь, а также его старшая сестра Нинка, тоже упоминавшаяся как подруга Зинички. Правда, тогда Нинка еще не была беременна от солдата Васьки, а исполняла обязанности атамана нашей небольшой, но рисковой компании, будучи среди нас, как сказали бы нынче, «самым крутым пацаном», ей-богу, без всякой натяжки.

Нинка умела и имела право открыто курить, хотя очень редко это делала, а когда забеременела, перестала вовсе, она, по-моему, могла запросто побить любого мужика, что и делала не раз, но всегда справедливо, ныряла на пруду с нырялки или с пешеходного моста в зловонную Исеть не «солдатиком», а вниз головой и, освоив вождение мотоцикла — сосед-мотоциклист, обладатель трескучего драндулета марки «М-1-М», видимо, благоволил Нинке, — обучила этому делу и нас, мелочь пузатую.

Помню во всех деталях: каждому дозволялось сделать по лесному стадиону один круг. А наша инструкторша сидела сзади и делала за нас основные манипуляции. Впрочем, никаких особых манипуляций не требовалось — ездили только на первой передаче.

Но, разумеется, едва первоначальный восторг стал убывать, столь малая скорость меня устраивать перестала. И на финишной прямой я повернул ручку газа до конца. И так держал, несмотря на крики инструкторши. Но на финише сбавил газ.

Когда мы сошли с мотоцикла, Нинка, однако, не ругалась, а наоборот, хохотала во все горло.

— Ну, Сана, ну, гад, я же чуть не кон… Чуть не уссялась из-за тебя!