Пальмы, солнце, алый снег

А дедок немедля принялся возражать. Что, когда только ее увидел, в первый день тренинга, она, Тося, показалась ему неинтересной. Вульгарной. Плоской. А сейчас, после трех дней занятий, она обратилась в самую очаровательную девушку в мире…

Ухохотаться. Она сама все силы, все умения, всю смекалку бросила на то, чтобы наконец обратить на себя его внимание. Психолог-то здесь при чем?!

Впрочем, хозяин велит – идти на тренинг! – значит, придется идти. Будем надеяться, что и сегодня ей повезет, Яков Анатольевич помилует. Призовет на душевный стриптиз не ее – но задаваку Ярославу. А Тосе удастся снова тихонько отсидеться в уголку.

Однако Тосины надежды не оправдались, и день получился невезучий.

Начать с того, что на входе в аудиторию их караулили журналисты – молодая разбитная деваха и волосатый юноша с «Кэноном» навскидку.

Едва завидев их с Андреем Степановичем – они, как паиньки, пришли на занятия первыми, – отвратительная парочка налетела на них, как голодные утки бросаются на майских жуков. Парень щелкает своим фотиком, девица верещит:

– Как вы относитесь к гибели своих соратников по тренингу? Не собираетесь ли сами кончать с собой?

И прочие глупости. Так и хочется деваху размазать мордой о стену. А у парня – как минимум пленку засветить; у нее, Тоси, правило святое – лицо свое не афишировать. Тем более в прессе. Только как эту, блин, пленку отнимешь? Вывернуть руку и слегонца двинуть коленом в пах – дело элементарное, только что тогда Андрей Степанович подумает? Он же ее за фею считает. За бесплотное, беспомощное создание… Вот и пришлось просто отворачивать башку да прятаться за спину спутника. Вести себя, как глупая гусыня. Ужас.

А в аудитории – куда наконец удалось прорваться, когда назойливых журналистов вывели охранники, – получилось еще хуже.

Проклятый психолог, едва взглянув на нее, Тосю, тут же заявил:

– А давайте мы сегодня Настеньку послушаем!..

Вот и тащись, как на заклание, в центр аудитории.

Ярослава – смотрит презрительно, Андрей Степанович – с любопытством, а психолог – непонятно как, но глазами буравит будь здоров, аж мурашки по спине бегут.

Впрочем, свою историю она подготовила давно. Будем надеяться, ничего страшного не случится…

История Тоси

Вы тут все богачи. И от меня, наверное, ждете историю про богатую, плохую девчонку. Как бесилась она с жиру в своем роскошном особняке. Или как сбегала из пансиона где-нибудь в горах Швейцарии.

(Комментарий психолога: «Мы, Тосенька, от вас правды ждем. Какой бы она ни была».)

Тося продолжила:

– Расскажу я вам правду. Только у вас, тех, кто с серебряной ложкой во рту родился, своя правда – а у меня своя.

Родилась и выросла я в поселке, во Владимирской области. Родители у меня – сейчас смеяться будете – потомственные рабочие. Папа – слесарь шестого разряда, мама – контролер ОТК, и пахали оба на оборонку, она у нас градообразующим предприятием была. Когда-то, при социализме, предки рассказывали, и с такой работой жилось неплохо. Зарплаты, премии, продуктовые заказы. Плюс очередь на жилье и льготы всякие, типа поликлиники бесплатной или ведомственного детского садика. Но я родилась как раз в те годы, когда социализм умирал, так что садика мне от родительского завода не досталось – его под мебельный салон сдали. И очередь на отдельное жилье квакнулась, и сбережения предковские – на «Жигули» они откладывали – тоже. Даже несчастную зарплату и ту теперь платили от случая к случаю, потому что раньше завод работал на оборонку, а как случился капитализм – чугунные утюги начал делать, такие, знаете, не электрические, а которые на плите нагревать надо. Только кому они нужны, такие уродливые?.. Заказов у завода было совсем мало, родители постоянно дрожали, что их сократят. Квартира у нас была коммунальная, машина – «Запорожец», помните, над ними и раньше всегда смеялись, такой горбатенький. А вместо дачи – огород. На окраине поселка, где мы жили, поссовет для желающих земельные наделы выдавал. Просто земля, без всяких домиков. Под картошку. У нас этой картошки много росло, до сорока мешков снимали. И ели во всех видах, чтобы на мясо или рыбу не тратиться, – с укропом, с маслом, с яйцом… Я ее до сих пор ненавижу, и копать, и даже есть, если в меню вижу: «картофель фри» – сразу передергивает. В общем, очень бедно мы жили.

(Мысленный комментарий Тоси: «Эх, угадала я! Тон выбрала верный – рассказывать для них, богачей, ужасные вещи, но без надрыва. Вон с каким сочувствием на меня Андрей Степанович смотрит. Ну а что Ярослава, задавака противная, рот кривит – так и фиг бы с ней».)

Но детство у меня все равно было очень счастливое. Наверное, потому, что завидовать было некому и стремиться не к чему – в нашем квартале все ребята так же, как и я, жили, а многие, чьих родителей с завода сократили, даже хуже. Зато у нас, у детей, был почти что коммунизм. Как сейчас помню – купили одному мальчику, Мишке, с ума сойти, самый настоящий взрослый велосипед – так мы на нем всей ордой гоняли. По очереди. И сам Мишка, как и все, катался на своем велике не когда хотел, а только если его черед подойдет.