Паломничество в Святую Землю Египетскую

В конце XV века евреев изгнали из Мазовецкого княжества, а позже из Литвы, хотя через несколько лет им разрешили вернуться. Да, в других местах – особенно в Испании – их преследовали сильнее, но это слабое утешение для угнетаемых.

– Как это все грустно, – сказала Алиса. – Но вы упомянули еще об одной картине Матейко на еврейскую тему.

– Да, хотя она как раз относится не к евреям как таковым, а к прозелитам. Я имею в виду более раннюю его картину – «Сожжение краковской мещанки Катажины Мальхеровой»; там изображена казнь краковской советницы, восьмидесяти с лишним лет, приговоренной к смерти за переход в иудаизм. Это было в 1539 году. Вот какие суровые наказания сумело ввести духовенство за отступление от христианской веры.

Алиса содрогнулась:

– Как страшно! И долго действовали такие жестокие законы?

– Долго. Более чем двести лет спустя за то же самое «преступление» был сожжен на костре в Вильно граф Валентин Потоцкий, который перешел в иудаизм, пока жил в Амстердаме. Из-за разницы в вере евреев постоянно рассматривали как чужаков, хотя Польша была их родиной уже сотни лет. В 1776 году – то есть тогда же, когда в Америке Томас Джефферсон составлял Декларацию Независимости, провозгласившую самоочевидной истиной, что все люди сотворены равными, в Польше коронный канцлер Анджей Замойский рекомендовал беднейших евреев изгнать, а остальных обложить высокими налогами. А ведь многие евреи были горячими патриотами Польши: например, Хаим Соломон, которому пришлось покинуть родину в 1772 году, спасаясь от российской армии. Он поселился в Америке и начал помогать боровшимся за независимость колонистам; дружил с Джефферсоном, Медисоном, Монро, одно время нес на своих плечах все финансовые тяготы войны. Британцы дважды его арестовывали; у него больше заслуг перед Америкой, чем у иного генерала; он отдал ей все свое состояние и умер в нищете. Но разве в Польше кто-нибудь помнит его фамилию? Нет. А почему? Потому что его звали не Тадеуш, не Казимир, а Хаим.

Думаю, только чудовищный геноцид во Вторую мировую войну, жертвой которого пали и мои соотечественники, открыл им наконец глаза на то, что не может быть разделения на лучших и худших граждан и что времена антисемитизма прошли безвозвратно. Я уверен, что сейчас польские евреи могут наконец не бояться, что кто-то выдвинет лозунг «Евреи, вон из страны!». Я уже очень давно не был в Польше, но не представляю себе, чтобы могло быть иначе.

– Вы совершенно правы. Сейчас такое и представить себе невозможно, – убежденно сказала Алиса.

Они помолчали. Потом Алиса спросила:

– А вы знаете что-нибудь конкретное о давних контактах польских евреев с Египтом?

– К сожалению, почти ничего. Знаю, что, когда Васко да Гама обогнул в 1498 году Африку и добрался до Индии, к нему на корабль явился говоривший по-итальянски человек, который представился послом правителя Гоа. Он рассказал, что он еврей, родился в Познани, но из-за преследований уехал с родителями из Польши и перебрался сперва в Палестину, потом в Александрию, а затем в Индию. Васко да Гама, обрадовавшись, что нашел наконец знатока восточных стран, взял его с собой в Лиссабон, где этот польский еврей принял христианство. Он стал советником короля Мануэла I и совершил еще много путешествий – добрался, в частности, до Бразилии.

А в 1583 году в Египет приехал Миколай Кшиштоф Радзивилл, по прозвищу Сиротка. Он посетил Каир, Мемфис и, вероятно, был первым поляком, поднявшимся на пирамиду Хеопса. В своем путешествии он тоже повстречал польского еврея, состоявшего на службе у местных властей. В своих знаменитых записках Радзивилл вспоминает, что, когда в нильском порту в Булаке он при таможенном досмотре заговорил с товарищами по-польски, еврей, начальствовавший над таможенниками, велел своим подчиненным немедленно отойти от поляков и представился их земляком из Хелма. Обратите внимание: первый польский вельможа добирается до Каира, когда уже подходит к концу шестнадцатый век. Впрочем, Сиротка – человек исключительный, он хочет все разузнать, везде побывать, а возвращаясь на родину, он даже берет с собой мумию. Совершенно не понимаю, почему Словацкий так над ним издевается в «Прелиминариях перегринации».

– А как выглядели польские контакты с Египтом после этого? – спросила Алиса.

– В следующем веке, несмотря на возросшую набожность поездки в Палестину почти прекратились; польские паломники отправлялись теперь в Ченстохову или во всевозможные кальварии,[25] рассыпанные по всей стране, в крайнем случае – в Рим. Так что сюда добирались, пожалуй, только те поляки которых брали в неволю во время турецких войн и перепродавали дальше.

Сердце у Алисы забилось сильнее: она вспомнила, что писал дядя про Абадию Моисея Сецеха, который якобы спас Польшу от раздела.

– Это очень интересно! – сказала она. – А вы знаете какие-нибудь подробности о польских пленниках?