Пальцы для Керолайн

Незнакомка торопливо подошла к прилавку, достала из корзинки чайник и плавно опустила его на прилавок… Отцу никак не удавалось совладать с идиотской улыбкой. Он восторженными глазами смотрел на женщину, а та что-то лепетала, взмахивая полными руками и указывая на чайник, пока Иосиф не уловил смысла ее слов… чайник оказался бракованным и сгорел салютом на второй день. Женщина же живет в деревне, далеко от города, и ей слишком накладно так часто ездить в Бомбей, тем более из-за какого-то чайника… Отец в душе возблагодарил страну, предприятие, директора и всех, кто был причастен к изготовлению ставшего столь милым сердцу предмета быта. А незнакомке со всей своей змеиной хитростью сказал, что чайников теперь уже нету (хотя ими был забит весь склад), что ожидает он их лишь на будущей неделе, и если ей дорого еще раз приезжать в Бомбей, он сам привезет ей новый чайник, так как фирма в таких случаях берет все расходы на себя… Иосиф выудил листок бумаги и подвинул его незнакомке, чтобы та написала адрес деревни, в которой живет. После этого он еще раз заверил, что никакого обмана не будет, и чайник будет доставлен ей сразу же по получении новой партии.

Отец плюнул на торговлю, опечатал склад с товарами и в каком-то животном исступлении стал готовиться к поездке… Первым делом он сбрил бороду, клочками росшую на его остром подбородке, помчался к парикмахеру и подстригся под Раджа Капура. Затем купил роскошный костюм, обошедшийся ему в треть месячного дохода, и напоследок посетил баню, где в его костлявую спину втерли доброе ведро всяких благовоний…

Облаченный во все белое, пахнущий, словно храм после праздника, похожий на нефтяного магната, он зашел в магазин, торгующий автомобилями, и купил черный, надраенный до блеска «кадиллак» выпуска сорок девятого года…

Погрузив в машину новенький чайник, забив салон всевозможными подарками и канистрами с самым дешевым бензином, Иосиф отправился в путь, в конце которого сиял свет глаз его возлюбленной…

Пять дней он ехал, двести литров бензина израсходовал, недоедал в пути, стремясь скорее добраться до предмета своего обожания, и на шестые сутки въехал на родину своей любви…

Гордо сидящий в открытом автомобиле, задрав горбатый нос выше горизонта, игнорирующий визги голодранцев, он был похож на Иранского шаха в первый год своего изгнания. Его прямой взгляд, сжатые губы – все говорило о твердом намерении раздавить каждого, кто встанет на пути его страсти…

Возлюбленная встретила Иосифа возле своего крохотного дома, в застиранном сари, и в первый момент, конечно, не узнала его, очень гордого своим перевоплощением… Она держала в руках тяпку и с удивлением рассматривала незнакомца, подъезжающего на шикарном автомобиле к ее дому… Когда же он назвался, смущенно пожимая женщине руку, она с еще большим удивлением воззрилась на него, словно отец был сборщиком налогов, и оба они родили неловкую паузу…

Иосиф спохватился и стал вытаскивать из автомобиля подарки. Первым делом он, естественно, вручил женщине чайник, приговаривая, что его фирма слово держит; затем извлек сервиз на двенадцать персон с гравюрами любовных поз XVII века, а на категорический отказ женщины сказал: «Это еще не все. Лучше отказываться от последнего!..» И стал доставать из машины всякое… Кастрюльки, кашемировые платки, ложки, вилки, вентилятор и даже двадцатикратный бинокль – он складывал все у ног женщины, приговаривая, что это за причиненные ей неприятности с чайником. Что у него уж такая прехорошая фирма, которая марку держит и дорожит клиентами… Напоследок он вытащил из кармана жемчужное ожерелье и, робея, протянул своей возлюбленной… Женщина улыбнулась и сказала:

– Вы говорили, что я могу отказаться от последнего…

– Это не последнее, – смущенно ответил Иосиф.

– Что же, есть еще что-то?

– Последнее – это я сам, – скромно сказал «иранский шах» и, покраснев, развел руками…

Женщина с минуту смотрела на Иосифа, потом вдруг фыркнула и засмеялась, да так звонко и заразительно, что отец понял: за обладание ею он отдаст все государство Израилево вместе с Палестинами в придачу, а заодно и все свои чайники…

Он был приглашен в дом и посажен на стул, накормлен и развлечен беседой.

Женщину звали Индирой. Ей исполнилось двадцать пять лет, она не была замужем и имела трех братьев, которые уже целую неделю находились в лесу и с помощью слонов валили деревья. Родители ее давно умерли, она привыкла жить одна, так как братья, хоть и живут в этой же деревне, но уже переженились.

Иосиф тоже рассказывал о себе. Врал, конечно, много, подогретый терпким вином, но и правду не обходил стороной… После, совсем уже размягченный, он вдруг завыл еврейскую песню, петую ему когда-то бабкой, и обнаружил в себе голос – не сильный, но очень приятный душе…

Индира слушала, и в глазах ее была мягкость, в пальцах, перебирающих жемчужное ожерелье, – нежность, а в бедрах – сладость…