Пальцы женщины

Я вздохнул. Я теперь отдал себя на растерзание своего недруга, другими словами, сам положил свою голову в петлю. Это зрелище очень бы понравилось Ханрахану. Я ухудшил еще более свое дело еще и тем, что понес свой список Кемелману. Кемелман был сержантом, который начинал службу одновременно со мной. Достигнув звания сержанта, он был опрокинут машиной в тот момент, когда регулировал движение. Теперь в колене у него была металлическая пластинка и, если он и мог ходить, то быстрое передвижение было для него невозможным. Кемелман знал, что никогда он не получит звания, выше сержанта и он, конечно, затаил обиду.

- Салют, Санчес.

- Как дела, Гарвей?

- Так себе. Что нового?

Я подал ему список. Он задумчиво сжал губы.

- И что же?

У нас с ним никогда не было общих дел. Он завидовал мне, моей карьере. А теперь мне нужно было убедить его помочь мне и обещать ему, в свою очередь, услугу.

- Позвони по каждому телефону, - сказал я и он невольно свистнул. Вызови деканов медицинских университетов, редакторов газет. Директоров медицинских обществ. Интендантов госпиталей. Администраторов приютов. Врачей-психиатров медицинской службы. Скажи им, что главный комиссар просит их прибыть в аудиторию Центрально полицейской школы завтра в девять часов утра.

- Приказ исходит от кого?

Если бы я ответил ему, что от меня, он ответил, что этого недостаточно. И на том бы это и закончилось. Если я отвечу, что от Ханрахана, он ответит мне что-то вроде: - Ну пусть мне потом позвонит об этом.

- От Ханрахана, - ответил я упавшим голосом.

- Ханрахана, а?

Он посмотрел на низ каждой страницы. Он посмотрел вначале.

Я взял листки и написал на каждой странице: "Ханрахан, главный инспектор. Подписан Санчес, инспектор первого класса."

Теперь Кемелман был готов. В случае каких-либо недоразумений, ему достаточно было показать мою подпись. А неприятности конечно будут.

Не спрашивали согласия у двухсот персон прибыть в центр Манхеттена, предупреждая их лишь накануне вечером. Многим из них придется выехать из дома в пять часов утра, чтобы во время прибыть на место, а в это время цивилизованные люди обычно спят.

Я взял последнюю страницу и написал: "Все расходы по путешествию и потерянному времени будут оплачены полицией Нью-Йорка после представления соответствующего счета".

- Скажи им это, - добавил я.

Теперь Кемелман был убежден. Его спина выпрямилась, неприязнь рассеялась.

Я подумал, что это немного успокоит тех людей, которые должны будут приехать из Филадельфии или Бридгепорта.

- Я сразу же займусь этим, - сказал Кемелман.

Я спустился вниз и вышел через заднюю дверь. Это привело меня на Центральную Маркет-плас и на маленькую улочку, идущую как раз позади Центрального Комиссариата.

Когда я спускал стекло в моей машине, я увидел Мак Картни, выходящего из подвального этажа, в котором находится служба фотографии.

Я приветствовал его кивком головы. У него был очень довольный вид.

Он подошел ко мне.

- Что нового? - спросил он.

Я колебался. Мне необходимо было дружеское участие.

- А ты сохранишь это в себе?

- Что ты обо мне думаешь?!

Я рассказал ему про условия, которые взял на себя с Кемелманом. Я сказал ему, что под каждой страницей подписал: "Ханрахан".

Мак Картни сунул две порции жевательной резинки себе в рот и прошепелявил блистательный комментарий:

- Ты взял на себя чертовский риск.

Я посмотрел на него, потом взял ключ и открыл машину. Потом еще раз посмотрел на него.

- Спасибо, - сказал я.

- Ты знаешь, что ты себе повесил на нос? Ты серьезно об этом подумал?

- А тебе никогда не говорили, что у тебя большая пасть?

- Совсем необязательно сердиться.

- Нет, но я совершенно не обязан тебя слушать.

Сердитым жестом он достал еще две порции жевательной резинки и бросил себе в рот. Он сам начинал нервничать. Это меня успокоило и я снова влез в машину. Он схватил ручку дверцы и захлопнул ее. Мне везло в последнее время на то, что перед моим носом хлопали дверями.

Настроение мое улучшилось. Я направился на Хаустон стрит. Я стал думать о том здании, которое я дал секретарю Центральной школы. Я думал о Кемелмане. Во всяком случае, я заставил их выполнить свое распоряжение, их обоих, пользуясь собственным именем и подписав все страницы списка. Но я пошел слишком далеко, в этом не было сомнения. И как говорится в некоторых произведениях, я сам собирался рубить сук, на котором сижу.

12

Я вернулся к себе домой и наполнил ванну. Ванна играет большую роль в моей жизни. Я очень интенсивно думаю, когда сижу в ней. Это современная модель ванны, у нее лапы льва и она очень глубокая.

Я разделся и сунул ноги в горячую воду. Зазвонил телефон. Я подошел к нему.

- Алло!

Ничего.

Это был тот телефонный звонок, когда звонивший довольствовался тем, что дышал в трубку. Они думают этим испугать вас. Единственная вещь, которую надо делать, это не реагировать и спокойно вешать трубку.

Я услышал легкий шум, но не мог разобрать его происхождения.

- До свидания, - тихо проговорил я и повесил трубку.

Я с удовольствием бы резко повесил трубку, но я не хотел доставлять удовольствие звонившему.