Палуба

Риган была рада остаться в одиночестве, рада была возможности идти туда, куда ей было угодно. Сначала она забрела в казино, надеясь найти там своих родителей. Когда за ее столом все стали расходиться, Люк и Нора успели уже удалиться из ресторана. Она позвонила им в номер, но их там не оказалось. Проходя мимо рядов игральных аппаратов, Риган вдруг отчетливо услышала звон колокольчика, после чего в поддон одного из аппаратов кучей посыпались четвертаки. Было ясно, что кому-то выпала счастливая комбинация из трех вишенок. Перед счастливым аппаратом стоял мужчина с сигарой, зажатой в уголке рта. Выражение его лица никак не изменилось. Он молча собрал все выигранные монетки и сложил их обратно в картонную чашку. Риган поняла, что, каким бы крупным не был выигрыш в схватке с этими “однорукими бандитами”, большинство людей продолжают играть вплоть до того момента, когда у них в руках не останется ни единой монетки. Риган слышала, что лучше играть на аппаратах, которые устанавливают ближе к выходу из игрового зала. На них удача выпадает чаще, потому что звук выигранных монет притягивает прохожих, и владельцы игровых заведений уверены, что прохожие нет-нет да и отреагируют на него, как те “собаки Павлова”, и сами решат попытать счастья.

Столы для игры в блек-джек были полны, и за одним из них Риган заметила Камерона Хардвика. Официантка как раз принесла ему бокал с каким-то напитком. “Что-то мне не хочется связываться с этим типом”, — подумала Риган. Глядя прямо перед собой, она двинулась вперед, вышла из казино и проследовала через коридор, по стенам которого размешались стенды для фотографий. Завтра они, без сомнения, будут все заполнены улыбаюшимися лицами тех, кто сегодня побывал на капитанском коктейле. Риган припомнила, что Вероника хотела во что бы то ни стало заполучить себе сразу несколько копий своих фотографий, потому что, по ее убеждению, их захотят взять себе как ее племянницы, так и Филипп с Вэл.

— Не так давно Вэл нашла где-то на чердаке несколько старых семейных снимков, — сообщила Вероника, — и теперь сдала их в мастерскую сделать рамки. За исключением, естественно, фотографий первой жены сэра Джилберта. Кстати, выглядела она довольно приятно, но мне все-таки нет нужды напоминать слишком часто, что в жизни сэра Джилберта была еще одна женщина. Жаль, конечно, потому что там имелась одна потрясающая фотография молодого сэра Джилберта. Однако на ней запечатлена и его первая жена. Хотя я и понимаю, что она была для него очень важна и жила с ним достаточно долго, вплоть до своей смерти, сейчас-то на нее смотреть некому и незачем.

Риган приоткрыла дверь в ресторан “Найтс Лаунж” и заглянула внутрь. Ее просто поразила царившая внутри совершенно иная атмосфера по сравнению с той, что была здесь прошлым вечером. Лампы притушены, на столах мигали свечи, а люди, которые всего несколько часов тому назад, одетые в шорты, азартно резались здесь в бинго, ныне солидно и тихо восседали за столами, облаченные в строгие вечерние туалеты.

“Поэтому-то любовь, романтические приключения и расцветают именно в поздние часы, в такой обстановке, — подумала Риган. — Теперь люди выглядят гораздо лучше в свете свечей. Обо всем этом и в песнях часто поется. „Будешь ли ты по-прежнему любить меня, когда наступит завтра?" Ха, скорее всего, нет”.

Выступавший в этот момент фокусник завершил свою репризу и неожиданно сам исчез. Заиграл оркестр, на середину зала вышли танцующие пары. К микрофону подошла певица, застенавшая: “О-о-ох, ты сказал ей, что любишь ее?.. и что так страшно по ней скучаешь…”. “Пора идти туда, где танцы подинамичнее. — решила Риган. — Надо постараться найти ту “молодежь”, о которой говорила Вероника. В конце концов, может, я захочу просто пойти в какой-нибудь бар и выяснить, как выглядят бары на корабле, плывущем посередине Атлантики”.

Ухватившись при резком повороте судна за поручень одной из кормовых лестниц, Риган вдруг ощутила себя удивительно спокойно и свободно. Ей было очень хорошо, потому что она на какое-то время оказалась предоставлена сама себе и может без помех подумать. Ужин был достаточно долгим и утомительным, и к концу его Риган устала от необходимости вести с кем-то разговор ради самого разговора, так сказать из вежливости.