Память

На многих языках Китай назывался словами «шин», «хин», «чин», а на русском специалист по Китаю именуется сегодня «синологом»… Автор «Слова» мог не ведать всех евразийских исторических подробностей, но, будучи очень знающим и начитанным человеком и чрезвычайно информированным политиком, наверняка слышал из византийских или арабских источников о самых дальних восточных народах, называя их обобщенно «Хинове», хотя вполне можно допустить, что и кипчаки-половцы, кочевавшие от предгорий Центральной Азии до Днестра, далеко на запад занесли Великою Степью весть о могучем государстве, уже много десятилетий существующем там, где восходит солнце… И конечно же автор не успел узнать слов «монгол», «мунгал» или «монг», которые при его жизни еще не явились в центральноазиатских степях. Их не звали даже кипчаки-кумане-половцы, наверное, уже прослышавшие ко времени битвы на Каяле-реке о «великом буйстве» на востоке от своих степей. Возможно также, что какая-то часть дорогих восточных тканей непосредственно попадала к ним из Китая или государства чжурчжэней – для верблюжьих караванов расстояния никогда не были проблемой. А из истории чжурчжэней мы знаем, что шелку, например, в их стране было предостаточно. Еще в 1126 году побежденные китайцы должны были в числе прочих ценностей поставить чжурчжэням в качестве контрибуции миллион кусков шелка. В 1208 году вместе с золотом, серебром, лошадьми, волами, мулами и книгами значился в новом мирном договоре с южнокитайским государством Сун еще миллион шелковых штук. Да и сами чжурчжэни вырабатывали много излишков этой дорогой ткани разных сортов. В их таможенных книгах сохранились записи о вывозимых товарах – золоте, женьшене, мехах, соли, кедровом орехе, растительных красителях, а также шелке-тафте, просто шелке и шелке-камке, то есть крашеной, узорчатой, с золотистой либо серебристой струёй, ткани. Добавлю, что государство чжурчжэней называлось «Цзинь», «Цинь», «Гинь» или «Кинь», что близкозвучно «Хин». Если русские на рубеже XII–XIII веков решительно ничего не знали о дальневосточных народах, то тогда непонятно, откуда попали «Хинове» в «Слово о полку Игореве»! Не значатся же в поэме инки или ацтеки, например, о которых наши предки воистину ничего не могли слышать. Академик Д. С. Лихачев писал в одном из комментариев к «Слову о полку Игореве»: «Слово это означает какие-то неведомые восточные народы, неявные слухи о которых могли доходить до Византии устно и через “ученую” литературу “космографий”» («Слово о полку Игореве». Библиотека поэта, малая серия. Л., 1953, с. 256).

Любознательный Читатель. А когда русские впервые узнали о государстве чжурчжэней что-либо достоверное?

– Еще до середины XIII века. Это были молодые люди, в основном ремесленники, обращенные в рабов и угнанные в далекую Монголию. Среди них, бесспорно, были грамотные и любознательные люди, способные понять, что произошло на той земле. А из наших предков, вошедших в историю, первым услышал о судьбе чжурчжэней рязанский князь Олег Игоревич Красный, раненным взятый в плен в 1237 году и пробывший в Монголии долгих четырнадцать лет. За ним – великий воин, дипломат и политик Александр Невский. Правда, в точности неизвестно, сколько времени он был в Монголии, какие районы посещал, с кем общался, но это его далекое путешествие, закончившееся в 1250 году, заняло около трех лет, и, должно быть, в тех краях он провел не менее года, узнав, конечно, о самом важном в то время дальневосточном событии – падении государства Цзинь.

– Ну а русская историческая наука?

– У первых наших историков Татищева и Ломоносова нет ничего о чжурчжэнях, но в конце XVIII века явился миру один необыкновенный человек, о коем следовало бы нам вспомнить… Когда я впервые попал в Ленинград, то сразу же посетил его могилу в Александро-Невской лавре. На простом скромном обелиске значится: «Иакинфъ Бичуринъ», а вертикальной строкой – китайские иероглифы…

* * *

Неизвестно, проявились ли в детстве какие-нибудь способности у чувашского мальчика по имени Никита, но его, восьмилетнего, отвезли из небольшого села Бичурина в Казанскую семинарию, где он, кроме основных наук, освоил французский, латынь и греческий. Фамилия Бичурин, данная ему по названию родного села, вскоре была утрачена при обстоятельствах, окутанных романтической дымкой. Есть один более или менее достоверный источник, о коем мы сейчас будем говорить, где эта история выглядит, на наш сегодняшний взгляд, даже вроде бы слишком романтично, хотя и вся последующая жизнь Никиты Бичурина полнилась полулегендарными, подчас таинственными подробностями, не проясненными до сего дня.