Иллиан покачал головой. – Действуй. Ты отлично справишься.
– Дув, – продолжил Аллегре, обращаясь к Галени, – вам стоит как минимум пойти домой, поужинать и хорошенько выспаться всю ночь, прежде чем принимать какое-либо важное решение. Обещаете мне это?
– Хорошо, сэр, – нейтральным тоном ответил Галени. Делия сжала его руку. Майлз заметил, что за все время, пока они стояли и разговаривали, Галени не ослабил своей хватки. Что, не рискует дать и этой девушке удрать? Стоит ему немного прийти в себя, и он, может, сообразит, что потребовалось бы по меньшей мере четверо здоровенных мужчин с ручными лебедками, чтобы оторвать Делию от его руки. Причем
– Хотите доложить Грегору первым, милорд Аудитор, или это сделать мне? – спросил Аллегре.
– О докладе я позабочусь. Хотя свяжитесь с ним сами, как только разберетесь с ситуацией наверху.
– Да. Благодарю. – Они небрежно козырнули друг другу, и Аллегре поспешил прочь.
– Ты сейчас позвонишь Грегору? – поинтересовался Галени.
– Прямо отсюда, – ответил Майлз. – Я немедленно дам ему знать о случившемся, ведь раньше я не мог даже намекнуть. Из кабинета шефа СБ прослушиваются все его переговоры.
– Когда будешь разговаривать… – Галени посмотрел на Делию, потом отвел взгляд, хотя ладонь ее сжал еще крепче. – Ты не мог бы удостовериться… не мог бы попросить его удостовериться, что Лаиса знает: я не предатель.
– Первым делом, – пообещал Майлз. – Даю свое слово.
– Спасибо.
Майлз выделил Галени с Делией охранника, ради уверенности в том, что они доберутся до выхода и к ним напоследок не пристанут с каким-нибудь глупостями, и одолжил Делии Мартина вместе с лимузином, чтобы тот отвез обоих на расположенную неподалеку квартиру Галени. Айвена Майлз задержал; его бесхитростное предложение приглядеть, как устроился Галени, и затем доставить Делию домой он пресек замечанием, что айвеновская машина так и осталась стоять возле Генштаба. Затем он выставил дежурного офицера из-за комм-пульта и занял его сам. Иллиан пододвинул рядом еще один вращающийся стул, чтобы наблюдать. Майлз вставил особую кодовую карту в считывающее устройство пульта.
– Сир, – официально проговорил Майлз, когда верхняя полвина туловища Грегора показалась в воздухе над вид-пластиной. Император в этот момент вытирал губы салфеткой.
В ответ на подобную официальность брови Грегора взлетели вверх. Майлз целиком завладел его вниманием. – Да, милорд Аудитор. Есть прогресс? Или проблемы?
– Я закончил.
– Боже правый! Э-э… а вы не могли бы конкретизировать?
– Вы получите все подробности, – Майлз искоса глянул на Иллиана, – из моего доклада, но если вкратце, вы ошиблись, назначая временного шефа СБ. Это был вообще не Галени. А сам Гарош. Я догадался, что оболочки носителя прокариота должны были застрять в воздушных фильтрах.
– Он признался в этом?
– Лучше. Мы поймали его при попытке поменять фильтр в своем прежнем кабинете, где он, очевидно, и ввел прокариот Иллиану.
– Я так понимаю… это произошло не случайно?
Губы Майлза растянулись в хищной усмешке. – Случайность, – продекламировал он, – благоволит подготовленному уму, как кто-то там сказал. Нет. Не случайно.
Грегор откинулся на стуле, вид у него был крайне обеспокоенный. – Только сегодня утром он лично доставил мне ежедневный доклад СБ, и все это время он знал… Я был почти готов утвердить его в постоянной должности шефа СБ.
Губы Майлза дрогнули.
– Ага. И он был бы хорошим шефом, почти. Слушай… хм… я обещал Дуву Галени, что попрошу тебя сказать Лаисе: он не предатель. Ты выполнишь мое обещание?
– Конечно. Вчерашние события ужасно ее расстроили. Объяснения Гароша ввергли нас всех в мучительное сомнение.
– Люка всегда был вкрадчив, – пробормотал Иллиан.
– Почему он это сделал? – спросил Грегор.
– У меня осталось великое множество вопросов, на которые я по-прежнему хочу получить ответы, прежде чем сяду составлять доклад, – сказал Майлз, – и, похоже, большинство из них начинается с «почему?». А этот вопрос – самый интересный из всех.
– И на него труднее всего ответить, – предупредил Иллиан. – Где, что, как, кто – на эти вопросы я мог хотя бы иногда получить ответ из вещественных доказательств. А «почему» – вопрос почти богословский, и зачастую ответ на него оказывался за пределами моих возможностей.
– Есть столь многое, о чем нам может рассказать только сам Гарош, – заметил Майлз. – Но мы, к великому сожалению, не можем использовать на этом ублюдке фаст-пенту. Думаю… мы могли бы кое-что из него вытянуть, если нажать на него нынче же вечером, пока он еще выведен из равновесия. К завтрашнему дню он снова обретет соображение, а оно у него немалое, потребует адвоката и примется гнуть свою линию. Нет… не