Память

Охранник отпер дверь и почтительно отошел в сторону. Майлз вошел первым. Новые камеры СБ были не очень просторными, но Майлз видал и похуже. Здесь имелись отдельные, хоть и прослеживающиеся, ванные комнаты. В камере стоял запах, свойственный всем военным тюрьмам, – самый противный запах на свете. Вдоль стен были привинчены друг напротив друга две лавки. На одной сидел Гарош в форменных брюках и рубашке. Его еще не переодели в оранжевую форму арестанта, но сапоги и китель с него сняли, как все знаки различия и серебряные Глаза Гора. Майлз ощутил отсутствие этих Глаз как два горящих рубца на шее Гароша.

При виде Майлза Гарош тут же стал замкнутым и враждебным. Вошедший следом Айвен встал возле двери, как всегда пытаясь превратиться в невидимку. С появлением Иллиана на лице генерала мелькнуло замешательство, и он замкнулся еще больше.

И только когда вошел высокий и мрачный император, Гарош потерял над собой контроль. Потрясение и изумление быстро сменились выражением открытой муки. Гарош попытался овладеть собой и принять равнодушный хладнокровный вид, но в результате выглядел скорее каким-то заледеневшим. Он вскочил – Айвен мгновенно напрягся, – но Гарош лишь выдохнул «Сир!» глухим надтреснутым голосом. Трудно придумать менее подходящие обстоятельства, чтобы официально приветствовать своего главнокомандующего, но Гарош был не в том состоянии. Не похоже было, чтобы Грегор собирался отвечать на приветствие.

Грегор жестом приказал своим личным телохранителям подождать за дверью. Майлз сомневался, что от него будет много пользы, если Гарош вдруг вздумает напасть на императора, но, на худой конец, он может броситься между ними. А когда Гарош покончит с ним, уже подойдет подкрепление. Дверь камеры закрылась.

Тщательно сориентировавшись на местности и прикинув имеющиеся в наличии силы, Майлз выбрал себе место возле двери, напротив Айвена, в максимальной близости от Гароша. Они будут стоять неподвижно, как пара горгулий, и Гарош скоро забудет об их присутствии. Грегор об этом позаботится.

Император расположился на лавке напротив Гароша. Иллиан, скрестив руки, прислонился к стене и встал, как умел только он один – живое воплощение Глаза Гора.

– Садитесь, Лукас, – произнес Грегор так тихо, что Майлзу пришлось напрячь слух.

Гарош поднял руки, словно выражая протест, его колени подогнулись, и он тяжело опустился на лавку.

– Сир! – снова выдавил он и прокашлялся. О да, Грегор оказался совершенно прав.

– Генерал Гарош, – продолжил между тем Грегор, – я желаю, чтобы вы сделали ваш последний доклад лично мне. Вы обязаны мне, а за вашу тридцатилетнюю безупречную службу – почти на протяжении всей моей жизни, все мое царствование – я обязан вам.

– Что… – Гарош сглотнул. – Что вы хотите, чтобы я рассказал?

– Расскажите мне о том, что вы сделали. Объясните, почему вы это сделали. С самого начала и до конца. Только факты. Не надо никаких оправданий. Для этого у вас будет время позже.

Майлз часто видел Грегора спокойно-обаятельным, спокойно-весело обреченным, спокойно-отчаявшимся, спокойно-решительным. Но он никогда не видел его спокойно-рассерженным. Это впечатляло. Давило, как толща воды. В этом можно было утонуть, пытаясь вынырнуть на поверхность. «Выскользни, Гарош. Если сумеешь. Грегор наш господин не только формально».

Гарош молчал – очень долго молчал, а потом медленно начал:

– Я… знал о существовании комаррского прокариота уже давно. С самого начала. Даймент из комаррского департамента мне рассказал. Мы тогда вместе работали по розыску группы Сера Галена и обменивались людьми. Я был с ним, когда он отнес капсулы в хранилище. И не вспоминал о них многие годы. А потом я получил повышение, возглавил Департамент внутренних дел… После расследования дела с «Ярроу», помните… сэр? – Это уже относилось к Иллиану. – Вы тогда сказали, что я проделал великолепную работу.

– Нет, Лукас, – изысканно-вежливо ответил Иллиан. – Не могу сказать, что помню.

Молчание, повисшее после этой реплики, грозило затянуться надолго.

– Продолжайте, – сказал Грегор.

– Я… до меня доходило все больше слухов о Форкосигане. И в штаб-квартире СБ, и вне ее. О нем рассказывали довольно дикие истории, говорили, что он своего рода галактический сорвиголова и что его готовят в преемники Иллиану. Было совершенно очевидно, что он любимчик Иллиана. А потом в прошлом году его внезапно убили, хотя, как выяснилось впоследствии… не до конца.

У Грегора слегка дернулся уголок губы – единственная реакция, которую он себе позволил. Глянув на императора, Гарош торопливо продолжил:

– По какой-то причине Иллиан в этот период провел реорганизацию, четко обозначив линию преемственности. Меня назначил своим заместителем. Он сказал мне, что подумывает о выборе нового преемника, на тот случай, если кому-то удастся его убрать, и я был у него на примете. А потом вернулся Форкосиган.