Память

Столица Грузии, как в путину, нерестится такси! Такси, показалось, и создают основную массу автомобилей. Средняя цена поездки — пять лари, на наши около 150 рублей. Как тут ездят на авто — особая песня! Впечатление, что правил движения нет вообще, кто куда хочет, тот туда и сворачивает. Подобный ужас и хаос я впервые увидел в Дамаске. Грузины, конечно, и за рулем — джигиты. Но — увы, для Москвы это чудо! — все без разговоров уступают друг другу дорогу, пропускают на повороты-развороты, независимо от того, кто на чем «скачет» — на «майбахе» или на «хендай»! И невольно начинаешь видеть в этом броуновском движении логику. Машины меньше стоят в пробках! Попутно вспомнилось, как «быкуют» в Москве за баранкой даже дамы!

Дороги в центре не лучше, чем в Москве, — те же «амурские волны». Но!.. Возвращаясь из Телави в Тбилиси через перевал ночью, сначала ввинчиваясь вверх по крутому серпантину, а затем вкручиваясь вниз, обжигая глаза о встречные фары, выпрыгивающие из-за скобок поворотов, удивился тому, как хорошо здесь уложен асфальт! Гораздо лучше, чем в долине. И представилось, как работала дорожная техника в горных условиях! Эти громоздкие чугунные пузаны-катки и квадратные самосвалы — на крутых уклонах и изгибах! Сюда бы на пару месяцев постажироваться криворуким асфальтоукладчикам из Москвы!

Неизбежно комкая свои разнообразно-хаотичные впечатления — вернусь в первый вечер нашего пребывания в Грузии. Еще в Москве, до поездки, было решено посетить в Тбилиси ресторан, который снискал бы в столице славу образцовой национальной кухни. Ресторан этот, как и многие в Тбилиси, оказался семейным, старинным и находился в подвале с покатыми сводчатыми потолками из того самого «тонкого» кирпича, о котором я упоминал. И вот нас провели в отдельное помещение, усадили за большой круглый стол, а потом к нам подошел молодой человек, о котором, собственно, я и завел речь как об одном из самых сильных личных наблюдений, учитывая, между прочим, все, что написано выше.

Итак, к нам подошел невысокий, изящный молодой человек, и сразу же стало ясно, что мы в гостях у грузинского князя древнего рода, который намерен не обслужить нас, как официант, а принять как необычайно высоких гостей, которых впереди ждет аудиенция у самого царя этой земли, и этот юноша ясно понимает, как важна его личная миссия — не только подчеркнуть величие и достоинство своего царя, но и принять дорогих гостей на самом высшем уровне гостеприимства, не переходя при этом разделяющую нас дистанцию, которая обусловлена самим уровнем предстоящего приема и нашим статусом.

Никогда еще, посетив сотни ресторанов, и даже очень престижные, в том числе и отечественные, не встречал такого блестящего и безукоризненного обслуживания, как в этот вечер. И я догадался, наблюдая за юношей, что это не продуманная вышколенность, не благоприобретенная «техника», а что-то сродни популярной притче про английский газон: такой же, как у всех, да вот стригут его триста лет.

Я наблюдал за ним с восхищением, видя перед собой живой пример глубоко врожденного благородства и достоинства, настолько естественного и укорененного, что оно уже не замечало само себя, не нуждалось в представлении, а потому естественно дышало аристократизмом внутренней свободы. На мой взгляд, это был голос древней крови, и в утонченных чертах юноши эта кровь словно вспоминала свои пути, зримые и невидимые, но оставившие след в его изысканной и неброской красоте. И он, этот мальчик, был — древняя Грузия...

Два конфуза

Отец обожал шахматы. Много гроссмейстерских партий помнил наизусть, прочитал уйму литературы про великих шахматистов и рассказывал о них так, что это было интереснее любого детектива. У него был документ, официально подтверждающий, что он сделал ничью в сеансе одновременной игры с самим чемпионом мира Ботвинником! Это произошло в конце 50-х, когда отец учился в Москве, в аспирантуре Академии общественных наук при ЦК КПСС. Ботвинник приехал в академию и сражался один против двадцати, прохаживаясь вдоль составленных столов и делая по очереди свои ходы. Отцу единственному удалось сделать с ним ничью. Все остальные уже сдали свои партии и сгрудили головы над доской, где перворазрядник Георгий Куницын уперся и не отдавал победу. Болели, конечно, за «своего», против чемпиона.

Ничью потом праздновали как общий триумф!

Но не меньше любил папа и побороться на руках. Теперь это называется армрестлинг. До почтенного возраста «баловался» этой сугубо мужской забавой, не зная поражений.

Однако случились и в шахматах, и в борьбе на руках два непредвиденных конфуза. Я был их свидетелем.