Память

Тянулись дни службы, Герби уже и забыл про прошлое, иногда напоминавшее о себе ночными кошмарами. Мальчик был здесь на своём месте, его любили, дарили тепло, и ему совсем не хотелось обратно – туда, в своё время и страну, где он родился. Он сдружился с людьми, которые его окружали, ему нравилась служба в санбате – хотелось, чтобы так было всегда, и ему это твёрдо обещали.

Разведчики любили рассказывать Грише о своих хитростях, травить байки о походах в немецкий тыл. Их часто приносили в санбат ранеными, лежать было скучно, вот и рассказывали мальчишке, у которого просто никого не было. Уже младший сержант медицинской службы, награждённый за своё бесстрашие, он охотно слушал и многое мотал на ус, хотя усов у него пока еще нё было. А вот доктора занимались с ним серьёзно и анатомией, и физиологией, и пропедевтикой, и десмургией, и даже латынью. Так что через два года войны мальчик уже мог принимать самостоятельные решения на сортировке раненых.

Его, конечно, перепроверяли, постепенно убеждаясь: он действительно может, поэтому всё чаще просто доверяли. А ещё была Верка, ставшая Грише семьёй. Согреть мальчика старались все, но Верка – это была отдельная история. Поэтому мальчик считал, что просто обязан защитить и её, и других девушек, отчего лез на передовую наравне со всеми.

– Смотрю, фриц стоит, – рассказывал дядя Саша, он был разведчиком. – Да толстый такой…

– Толстого тащить, наверное, тяжело, – со знанием дела вставил Гриша.

– Сам побежал, как гранату увидел, – хмыкнул разведчик. – Ну, а то, что она без запала, ему не видно было, – разведчики рассмеялись.

– Лисицын! К командиру! – крикнула Верка, молодая совсем медсестра, обожавшая покомандовать.

Только вечерами девушка, бывало, плакала – однажды Гриша увидел. И хотя Верка накричала на него потом, но тогда он просто сел рядом и погладил её по голове, как когда-то, в самом начале, гладили его. Он рассказывал ей, что война закончится, наступит счастливая жизнь, и все-все будут радоваться. Мальчик очень хорошо понял, что девушка прятала своё горе за самоуверенностью, просто заглушая свою боль… Не она была первой, да и последней тоже…

– Мы перебазируемся, – сообщил капитан медицинской службы маленькому солдату. – Проследи за формированием колонны и припасами.

– Есть, – ответил Гриша. Смысла в этом приказе было немного, но он позволял держать мальчика под присмотром, что младший сержант отлично понял. Но был благодарен за то, что ему нашли дело, а не просто сказали «сидеть тут и не мешать».

Долгие версты войны… Американские грузовики, полученные по ленд-лизу, шли по запыленной дороге вслед за передовыми частями, чтобы в первом удобном месте развернуть полевой госпиталь. Прошла пора горьких отступлений, окружений, оставленных городов и деревень, теперь Красная армия забирала своё, и мальчик, глядя, как их встречают, понимал многое… А потом он слушал… Плачущие люди обнимали маленького солдата, как и других, благодаря.

– Надо же, такой маленький, а уже солдат, – умилилась женщина, выглядевшая очень старой. – Кушай, мальчик, кушай, – погладила она Гришу по голове, не вызвав отторжения. – Как только мамка-то отпустила…

– У меня нет мамы, – вздохнул младший сержант. – Ни мамы, ни папы, только санбат.

– Всё война проклятая, – всхлипнула женщина, глядя на сироту, обогретого солдатами. – Когда она уже закончится…

– Скоро, бабушка, скоро! – уверенно произнёс Гриша. – Скоро мы доберёмся до самого логова и придушим гадину!

Война научила его ненавидеть. Гриша и представить себе не мог, что может быть именно так. Сгоревшие деревни, воющие от горя женщины в черном, виселицы и… детские тела. Часто – изломанные последней мукой. Фашисты оказались гораздо страшнее всего, что видел и знал Герби Дэрби, ставший Гришей Лисицыным.

Глава вторая

В это страшное место солдаты ворвались на рассвете, убивая палачей в чёрной форме. Это был первый детский лагерь, увиденный Гришей. Самый первый, а впереди их было ещё великое множество. Недалеко от деревни Красный Берег, опутанный колючей проволокой, стоял лагерь, в котором мучили и убивали… детей.

О том, что пускать в это место воспитанника не стоило, плачущие медсёстры подумали слишком поздно. Выживших детей – истощённых, голодных, больных – уже вывозили, и они лежали в палатках санбата, где медики пытались их спасти. Удавалось это далеко не всегда, ведь звери в чёрной форме выкачивали из детей кровь, чтобы перелить своим солдатам. Услышав от какого-то мальчика, что неделю назад привезли новеньких, пойманных гестапо, и кто-то ещё, может быть, жив, Гриша помчался в лагерь со всех ног, чтобы спасти, ведь он был воспитанником санбата, обязанным спасать своих от этих.