Память без срока давности

Мне едва исполнилось десять, когда я впервые посетила тюремный двор. Случилось это пятого июня девяносто седьмого года. Погода была солнечная, воздух пропитан ароматом жасмина. Большинство моих ровесников пропадали на берегу озера, а я не придумала ничего лучше, чем развлечь себя с помощью «Сизого голубя». С моего дня рождения еще не прошло и недели. Подаренные бабушками деньги потратить я не успела, так что за входной билет могла спокойно заплатить из своего бюджета. Втайне от родителей (мама запрещала мне приближаться к этому «грязному» месту, хотя я не единожды сообщала, что безумно хочу познакомиться со второй достопримечательностью нашего городка), я уверенно шагнула за огромные сизые ворота. Я попала в запретный мир, отчего чувствовала себя бунтаркой. Мне было интересно все. Я с любопытством заглядывала в пустующие камеры, охотно сравнивала столовую заключенных со школьной, активно представляла, чем во время прогулок во дворе занимались осужденные. Но на обратном пути я никак не могла избавиться от навязчивой мысли: будто посетила лекцию по орнитологии, а не прикоснулась к чему-то чертовски «грязному». А еще мне было ужасно жаль злобного старика, который не жил, а отбывал наказание.

* * *

Сейчас, когда я занимаю койку в реанимации ожогового отделения, у меня не осталось ничего, кроме заевшей пластинки собственных воспоминаний. Я потеряла семьдесят пять процентов кожи и шикарную шевелюру. Моим повязкам позавидовала бы любая мумия. В последний раз мои глаза были открыты тридцать первого мая, и будет ли у меня еще когда-либо возможность и способность их открыть, я не знаю, но у меня по-прежнему есть ОНИ – воспоминания. Память не сжечь, не утопить, не убить, пока функционирует мозг, а с моим «счастьем» его не просто вырубить.

К привычной душевной боли теперь присоединилась ее подружка – боль физическая. Обезболивающие не спасают. Дьявольски острые булавки прокалывают каждый миллиметр обугленного куска мяса, в который я превратилась. Но эта боль ничто по сравнению с той, которую я несла в себе практически всю жизнь и которой подавилось даже сильнейшее пламя.

Люди и не догадываются, как много они способны забыть и на самом деле забывают. Выражение «Я незлопамятный, но память у меня хорошая» всегда вызывало у меня ироничную улыбку. Знали бы вы, товарищи, что значит «хорошая память», но вам повезло больше, чем мне. А бабушка, папина мама, твердила: «Этот проклятый склероз!» Все бы отдала за подобное проклятие.

Никто не догадывается, какое это счастье – способность забывать. Это не ценят, как не ценят способность дышать и не задумываться над каждым вздохом, от которых зависит жизнь. Способность терять кусочки воспоминаний такой же незаметный процесс, но тоже жизненно необходимый.

«Время лечит» – миф. «Лечат» новые воспоминания, которыми ежедневно наполняется ваш мозг и успешно «архивирует» все то, что давно прожито. Прикоснетесь вы к минувшей и давно пережитой боли или нет, зависит только от вашего желания заглянуть в «архивы» мозга, а так боль безобидно лежит на хранении долгие годы. Как затонувшие в прошлых веках корабли – они точно где-то есть, но только единицы из нас опускаются на дно океана в их поисках. А в моей голове, скорее всего, сломан этот «архиватор», и у любого прожитого мною дня нет срока давности, все они свежи. Мои «корабли» идеальны, они не умеют тонуть, и в какой-то момент места в океане извилин стало катастрофически недоставать. Произошло абсолютно предсказуемое столкновение и взрыв. Без жертв, к сожалению, не обошлось.

ЗОЯ

23 апреля 1994 года (первый класс, шесть лет)

На мне джинсовый сарафан малинового цвета с белым, неправильной формы, пятном на правом накладном кармане. Пятно и карман практически одного размера. А под карманом еще два крошечных пятнышка, каждое не больше горошины. Их присутствие нисколько не унимает прелести наряда в целом. И для меня, взрослой, эти пятнышки имели бы большое значение, служа проводниками в тот самый день, когда появились на сарафане. Так было бы, если бы я нуждалась в подобных проводниках и спустя много лет, перебирая хлам на чердаке родительского дома, наткнулась на эту милую детскую одежку. Но это не обо мне.