Память. Часть 3

Как ты живёшь? Что ты чувствуешь, когда думаешь обо мне и о ребёнке? Вспоминаешь ли ты о нас?

С любовью, твоя Саша.

9. Жизнь продолжается

Лили уже была в отеле.

– Я уже заждалась! – начала она приторно-капризным тоном, но увидев кровь, бросилась к Семёну с неподдельной тревогой, или с хорошо подделанной.

– Ах, что с тобой, дорогой?

– Нужен врач! – коротко бросил Алексей и быстро начал подниматься по лестнице.

Отдав необходимые распоряжения на счёт врача, Лили последовала за ним, ведя за руку Семёна.

– В нас стреляли! – пожаловался Семён.

– Я уже в курсе, – шёпотом сказала Лили, а вслух добавила:

– Ну, что ты малыш. Вы просто случайно попали в перестрелку. Это случается. Сейчас здесь так много людей с оружием, что это неминуемо будет происходить. Нужно быть осторожнее. Не бойся, милый, всё будет хорошо. Ох, какие они нехорошие! Напугали моего мальчика. Я их отшлёпаю!

Семён и впрямь почувствовал себя маленьким мальчиком, доверчиво прижался к тёплому женскому плечу, явно преувеличивая тяжесть своего ранения. Но Лили его похвалила:

– Молодец, быстро привыкаешь к новой роли.

– Отдохните полчаса, – перешла она на деловой шёпот, когда они вошли в комнату, – вам сейчас приготовят ванну и принесут чистую одежду. А я встречусь кое с кем. Я скоро к вам вернусь и помогу расслабиться! Вам это необходимо после такого стресса! – крикнула она уже из коридора.

Пришли служанки, за ними доктор, затем принесли кофе, пришёл портной с чистой одеждой. Снова вернулась Лили. Вслед за ней шёл мальчик с патефоном. Слегка поскрипывая, зазвучала пластинка. Это был граммофон французской фирмы «Пате». Он был уже без большой внешней трубы, рупор был встроен в корпус. Алексей покрутил механический завод и с места в карьер, без всяких прелюдий и вступлений понеслась мелодия со странным ритмом, но наполненная некой внутренней энергией. Семён замер. Семь с половиной минут, пока звучала первая сторона пластинки, он не слышал ничего из того, что говорила Лили. Когда музыка закончилась, и Алексей вновь начал заводить механизм, девушка обратилась к Семёну, но он ответил вопросом на вопрос, к тому же совсем неуместным.

– Что это?

– Где? – вздрогнула от неожиданности и оглянулась вслед за взглядом парня Лили.

– Ты о музыке? – догадался Алексей.

Семён молча кивнул.

– Это Лил Хардин – первая джазовая пианистка.

– Какая?

– Он, похоже, слишком сильно стукнулся, – шёпотом сказала Лили Алексею. – Его только что чуть не убили, а он музыкой интересуется. Может быть его ещё раз доктору показать, – взволнованным шёпотом проговорила Лили, подойдя к Алексею вплотную.

Хотя она могла бы и не применять таких мер предосторожности, Семён уже слушал вторую сторону пластинки.

– Это для Семёна нормально, – успокоил Лили Алексей, – он увлекающийся мальчик. И очень музыкальный, кстати. Тебе стоит посмотреть, как он танцует!

– Он ещё и танцует! – иронично заметила Лили, собираясь выключить патефон. – Пойдёмте погуляем. Патефон был плохой идеей.

– Почему же! Отличная музыка! – Остановил её Семён.

– Я принесла его, чтобы можно было разговаривать, не опасаясь прослушки. Но ты совершенно не можешь сосредоточиться.

– Пожалуйста, оставьте его. Позвольте мне послушать это ещё раз. – умолял шпионку Семён.

– Ты что впервые слушал джаз? – удивилась Лили. – В России рэгтайм не исполняют?

– Почему же, и в России джаз становится популярным. Но Семёну некогда было ходить по кабаре и ресторанам. Это удовольствие доступно только богатым НЭПманам.

– И как тебе джаз? – спросила Лили Семёна в коридоре.

– Оркестр будто смеётся над нами! Все музыканты передразнивают друг друга, каждый на свой лад. Особенно барабанщик! Всё не впопад, будто специально барабанит не вовремя. Молодец! Заразительно! Так и хочется ему подыграть!

– В джазе акценты смещаются на слабую долю. Это называется синкопа. – пояснил Алексей.

– Семён значительно более талантливый шпион, чем я подумала в начале, посмотри, как хорошо держится после нападения и прекрасно изображает меломана, такого интеллигентного еврейского мальчика, легко рассуждающего о джазе.

– Насчёт еврейского происхождения ты сильно ошибаешься, а вот всё остальное ему изображать не приходится. У него такая психика. Он уже забыл, что было час назад и полностью переключился на новую игрушку.

– Потрясающе! Даже не знаю, хорошо это или плохо для шпиона.

– Трудно сказать. Думаю, что никто ещё не пробовал так работать. Но пока Семён был очень успешен во всех начинаниях!

– Или гений, или дурак.

– Бывает трудно отличить одного от другого. Явления одной природы.

– А трубач, который перебивал всех всё время… – не мог успокоиться Семён.

– Это был саксофонист. – перебил его Алексей.

– Он специально это? Да?

– Что?

– Он не давал никому закончить мотив, вступал будто заранее. И все затихали, словно позволяли ему высказаться. Неужели это можно нотами записать? Или он просто баловался?

– Это называется импровизация. Есть определённые моменты, когда каждый из музыкантов может сыграть то, что только что придумал.

– Обалдеть! – не переставал восхищаться Шлинчак.