Память и мышление

Через 20 минут после этого я снова попытался вспомнить слово. Оказалось, что теперь, наоборот, я безошибочно воспроизвел (как и во всех последующих проверках, ведшихся на протяжении 24 часов) середину слова, а начало и конец его забыл. Тогда я обратился снова к чтению слова, сосредоточив внимание на начале и конце его. Очень скоро я узнал в конце «лонго» знакомое латинское слово, и с тех пор всегда удачно воспроизводил и конец, в первое время иногда немного сбиваясь в последней гласной (о—е). Но начало слова «тингу» мне упорно не удавалось запомнить. Я повторял много раз все слово, запоминал его, но при проверке через '/₂часа забывал. Утром на следующий день (напоминаю, что весь опыт происходил на протяжении 24 часов), проснувшись, я снова не смог воспроизвести «тингу», воспроизведя все остальное. Тогда я принялся много раз повторять «тингу». Благодаря многократному и частому повторению мне удалось подняться над первой стадией моего запоминания этого слова — полного или частичного невосироизведения его (например: «совершенно не помню», «т... г...» и т. п.). Но повторение не спасло меня от второй стадии — искаженного воспроизведения: я воспроизводил все, но искажая, причем искажения отличались известным постоянством (вместо «тингу» я чаще всего говорил «тангу» или «тинго»). Возможно, что эти искажения, в сущности, все были~тем же превращением незнакомого в более знакомое: из «тинго» делалось «тангу» под влиянием «танго» и «тинго» под влиянием «лонго» и «динго». Однако повторения врезали все же, в конце концов, мне в память «тин», и я только помнил, что нельзя говорить «го», как в конце слова («лонго»).

Приведенный опыт показывает, что надо различать первичное и окончательное запоминания. В приведенном опыте первичным запоминанием было запоминание только начала и конца, т. е. того, что как раз было забыто в дальнейшем. Опыты над запоминанием рядов слогов, чисел, слов и т. п. показывают, что, при прочих равных условиях, начало репродуцируется лучше всего, а середина — хуже всего. Поскольку это положение уже давно установлено в экспериментальной психологии, нет нужды здесь его специально доказывать, достаточно привести лишь соответствующую таблицу из Эббингауза[ 113 ].

Порядковые числа членов ряда	1	2	3	4	5 6	7	8	9	10-11-12
Число подсказок экспериментатора при:
48 рядах из		3	6	9	23-24	31,5	25	23	5,5
10 слов
63 рядах из 12 слов		11	21	13,5	35-36	35	29,5	43	37,5-34-11-

Окончательное запоминание зависит от той работы, которая велась по запоминанию. Эта работа состоит прежде всего в осознании знакомого. Это стремление узнавать в подлежащих заучиванию материалах знакомое настолько велико, что оно дает себя чувствовать даже в опытах с нарочито подобранными бессмысленными слогами: «Все снова и снова встречаются в соответствующих работах указания, что так называемая бессмысленность слогов вовсе не существует, что они, напротив, различнейшими способами достигают значения»[ 114 ]. Что в данном случае имеет место не связывание, ассоциирование, одного слова с другим («cap» с «Саар») и не подстановка другого слова вместо первого, а просто узнавание в данном начертании или произношении такого-то слова, — об этом уже говорилось выше. Но узнать известное, т. е. то, что помнишь, — значит сильно облегчить себе запоминание.

В случае запоминания того, что действительно запоминается, а не узнается, т. е. в случае, типичном для проявления памяти как памяти, основное значение имеет, по-видимому, число повторений. Так, по крайней мере, говорит нам повседневный опыт: в тех случаях, когда различные мнемонические приемы оказываются не имеющими применения, т. е. когда приходится брать, что называется, только памятью, приходится «просто запоминать», мы прибегаем обычно к повторениям. Однако, как ни странно, в психологической литературе мы находим скорее тенденцию недооценивать роль повторения.

Уже издавна указывают, как часто какой-нибудь единичный случай, особенно если это исключительный случай, запоминается на всю жизнь, а, с другой стороны, весьма многократно повторяющееся впечатление вовсе не запоминается[ 115 ]. Здесь, мне кажется, имеет место столь обычное смешение различных видов памяти: зрительные образы повседневно повторяющихся впечатлений обычно смутны и менее ясны, как это показали еще в первом десятилетии нашего века опыты Филиппа, повторение здесь даже может вредить, но вряд ли кто станет утверждать, что повторение вредит в случае моторной памяти, т. е. при образовании привычки. Поэтому приведенные возражения в случае вербальной памяти ничего в сущности не говорят. Если я не помню циферблата своих часов, на который то и дело смотрю, то ведь я смотрю на него, а не твержу его. Подобного рода возражения — не возражения, так как они относятся не к вербальной памяти.