Память камня

Не сдержавшись и ляпнув этой дамочке прямо, кто она и для чего здесь находится, Карина испугалась: а вдруг та сейчас поднимет ее на смех? Или закатит глаза и уйдет, махнув рукой, мол, психи какие-то. Примерно так реагировала ее родная мать, когда Карина пыталась рассказать ей о том, что умеет. Проблема заключалась в том, что она не умела ловить видения по своему желанию, а соответственно, не могла продемонстрировать свои способности, доказать их тому, кто не хочет верить. Если у нее так и не получится что-либо увидеть, Садыкова наверняка сочтет ее ненормальной или, что гораздо хуже, лгуньей. Это заставляло нервничать еще сильнее.

Долгов давно обо всем договорился с мадам полицейской, но в палату Карину так и не пускали.

– Я сначала хочу изучить медкарту Соловьева и результаты обследования, – заявил старший следователь, вот Карине и приходилось ждать, кусая губы.

Ей казалось, что она скоро взорвется и уже точно ничего не сможет продемонстрировать. Это как ждать, когда же тебя наконец вызовут к доске: пока сидишь и боишься, забудешь даже то, что знал.

Читая предоставленные данные, Долгов хмурился, но, закончив, так ничего и не сказал, только кивнул ей: мол, все, теперь можем идти.

Карина с готовностью вскочила на ноги, но ее энтузиазм слегка угас, когда она поняла, что Садыкова собирается пойти с ними.

– Я должна контролировать ситуацию, – объяснила она. – И видеть, что на самом деле вы делаете с пострадавшим.

Хорошо еще, что лечащего врача с собой не позвали.

Сергей Соловьев лежал в одиночной палате. Точнее, она была рассчитана на двоих, но сейчас вторая кровать пустовала. Он был в сознании, по крайней мере глаза его были открыты, но взгляд ни на чем не фокусировался, и мужчина никак не прореагировал ни на их появление, ни на ее приближение и прикосновение к его руке.

Ничего не произошло. Карина снова закусила многострадальную губу, зажмурилась и сжала руку Соловьева сильнее, зачем-то представляя больничный коридор, в котором все произошло. Как будто это могло помочь!

«Ну же, пожалуйста, – обратилась она мысленно неизвестно к кому. – Дайте мне увидеть! Что там произошло?»

Что именно помогло: сосредоточенность, визуализация или мольбы – она не знала, но внезапно яркая вспышка больно резанула по глазам. Карина почувствовала затылком холодное прикосновение, снова увидела коридор, но уже не с того ракурса, с которого его себе представляла, а прямо перед ней оказалась спина женщины в ночной рубашке с длинными темными волосами, грязными сосульками свисающими с головы. Ее плечи вздрагивали в такт сдавленным рыданиям, и рука Карины – точнее, рука Соловьева, но сейчас она ощущала ее как свою собственную, – уже тянулась к ней.

Повинуясь прикосновению, женщина обернулась, и Карину обдало могильным холодом и смертельным ужасом. Она дернулась, закричала и с трудом вынырнула из видения, моментально потеряв равновесие и принявшись заваливаться назад. Колени подгибались, отказываясь удерживать вес ее тела, но на пол она так и не свалилась.

Ее проворно подхватили чьи-то руки: обняли за плечи, сжали, удержали. Карина быстро заморгала, прогоняя остатки видения и слепящего света. Голова постепенно перестала кружиться, в легкие снова ворвался воздух, а перед глазами оказалась больничная палата.

– Ты в порядке? – Спросил над самым ухом встревоженный голос.

Карина хотела кивнуть, но голова так болела, что казалось, могла лопнуть от любого движения, а голос не слушался, поэтому она только слабо «угукнула». Она уже поняла, что от падения навзничь ее спас ненавистный Константин Долгов, он же и поинтересовался ее состоянием, но сейчас ей совершенно не хотелось вырываться из его поддерживающих объятий: Карина боялась, что все-таки упадет.

Постепенно она окончательно пришла в себя, снова почувствовала силу в ногах и даже смогла пробормотать нечто вроде: «Ух ты, такого у меня еще не было». Только тогда Долгов ее отпустил, предварительно все же убедившись, что она сможет стоять без посторонней помощи.

– Ты что-то увидела? – настороженно поинтересовалась Садыкова, стоявшая где-то у нее за спиной.

По ее тону было заметно, что она впечатлена увиденным, но до конца не уверена, что это не спектакль, разыгранный специально для нее.

– Да. Там был призрак, – с вызовом объявила Карина, поворачиваясь и переводя взгляд с Садыковой на Долгова и обратно. – Призрак женщины, похоже, что пациентки. Она плакала. И она была… ужасна.

Капитан Садыкова скрестила на груди руки, нахмурилась и уточнила:

– Рыжая?

– Что?

– Женщина-призрак. Рыжая?

Карина растерянно покачала головой.

– Нет, почему? Темноволосая. Брюнетка. Или шатенка, но очень темная.

Садыкова недоверчиво покосилась на Долгова и поинтересовалась:

– И что прикажете мне с этим делать?

– Вам не обязательно с этим что-то делать, – с улыбкой, которая делала его почти очаровательным, ответил тот. – Мы сами разберемся. Мои люди в настоящий момент собирают и другую информацию. Мы проанализируем все, что получится выяснить, и сделаем выводы, дадим свое заключение. А вот что делать с ним, вам уже и придется решить.