Память (Книга первая)

Николая Мозгалевского вроде бы принял в Общество соединенных славян Иван Шимков, о чем свидетельствуют показания и того и другого, но в этом очевидном, принятом историками факте, приоткрылась для меня некая тайна, к отгадке которой я подбирался постепенно и попутно, отвлекшись вдруг нежданно встреченным именем Пушкина. Помню, я даже невольно вздрогнул, когда в деле Ивана Шимкова выхватил глазом: «Отрывок в прозе и стихи»… «Стихи сии я долго держал»… «было написано П…ш…н, сие я почел за Пушкин». Вот это да! После разгрома восстания Черниговского полка вместе с одним из молодых «славян» были арестованы стихи Пушкина!

Дела Николая Мозгалевского откладываю в сторонку, чтобы поплотней сесть за эти папки, когда хоть что-нибудь выясню со стихами Пушкина, найденными у Ивана Шимкова. Они были якобы найдены Шимковым в местечке Белая Церковь августовским вечером 1824 года на маневрах. «Стихи сии я долго держал, не показывая никому, наконец, бывши в жолнерской команде при корпусной квартире, я прочел их поручику Громницкому, которых, однако, он не списывал, более же никому не давал читать и переписывать как до поступления, так и по вступлении моем в общество»…

Поэзия была постоянной спутницей и верной помощницей первых наших революционеров. Есть научный литературоведческий термин «поэзия декабристов», и без этого этапа в развитии русской литературы ее история была бы неполной. Кондратий Рылеев, Александр Бестужев-Марлинский, Вильгельм Кюхельбекер, Владимир Раевский, Александр Одоевский, Гавриил Батеньков, Александр Барятинский, Николай и Павел Бобрищевы-Пушкины, Василий Давыдов, Николай Чижов, Федор Вадковский, Николай Заикин.

Никто не ведал, что организатор и руководитель восстания Черниговского полка Сергей Муравьев-Апостол тоже писал стихи. Накануне казни, которую он, по свидетельству очевидцев, ждал со «стоицизмом древнего римлянина», товарищи по каземату услышали его громкий ясный голос и французские слова, ритмически организованные. По-русски это звучало примерно так:

Задумчивый, одинокий,
Я по земле пройду, не знаемый никем.
Лишь пред концом моим
Внезапно озаренный —
Узнает мир, кого лишился он.

Первая четверть XIX века — особый период в развитии русской истории и культуры. Тысячи молодых людей получали широкое европейское образование, знакомились с мировой литературой, открывая для себя культурное наследие разных народов. Идеи французской революции, проникшие в крепостническую Россию, зреющая политическая мысль требовали выхода в публику. В те же годы образованные русские люди впервые узнали многие подробности тысячелетней истории своей страны; развивалось, чувство гордости за великие деяния предков, осмысливалась роль родного народа в судьбах мира, чему поспособствовала грандиозная победа над Наполеоном, а общий рост национального самосознания стимулировал духовную жизнь русского общества в ее высоком проявлении — литературе.

Поэзия декабристов досконально изучена, однако я не могу удержаться, чтобы не сказать несколько слов об одной особой и совместной заслуге перед отечественной литературой поэтов-декабристов — Кондратия Рылеева и Александра Бестужева-Марлинского. Незадолго до восстания они создали совершенно новый в нашей словесности жанр революционной песни, рассчитанной на солдата и крестьянина. Изумительна простота и доходчивость этих песен, их агитационный заряд! Главными особенностями песен Бестужева — Рылеева были простота, народный строй и напев, ориентирующий на хоровое, коллективное исполнение. Приведу лишь некоторые строки, чтоб вспомнилась их взрывчатая сила… Начало песни «Ты скажи, говори…»:

Ты скажи, говори,
Как в России цари
Правят.
Ты скажи поскорей,
Как в России царей
Давят.
Или песня «Царь наш — немец русский»:
Царь наш — немец русский,
Носит мундир узкий.
Ай да царь, ай да царь,
Православный государь!

Дальше, сопровождаемые такой же саркастической припевкой, поются куплеты о том, как царь «прижимает локти, прибирает в когти», «враг хоть просвещенья, любит он ученья» и «школы все — казармы, судьи все — жандармы», и так далее, а «за правду-матку прямо шлет в Камчатку».

«Славяне», к сожалению, ничего не выразили в стихотворной форме. Может, их политическое вдохновенье превосходило поэтическое? Или они просто не придавали значения литературе как способу выражения общественной мысли, не признавали за искусством его просветительской роли, иных великих задач? Да нет, это не так. Седьмой пункт «Правил Общества соединенных славян»: «Почитай науки, искусства, художества и ремесла. Возвысь даже к ним любовь до энтузиазма»… И «славяне», как я выяснил, отлично пользовались поэтическим оружием, сделанным их современниками и единомышленниками.