Память (Книга вторая)

— Последней дате тоже надо верить. Киевская оборона 1240 года — Брест нашего средневековья! В Ипатьевской летописи называется самая последняя оборонительная цитадель после падения первых укрепленных «градов»:

«гражане же создаша пакы дроугии градъ около пресвятое Богородице», к которой приступили враги и где «бысть брань меж ими велика». Первая каменная киевская церковь — так называемая Десятинная — стала последним оплотом Дмитра и последних защитников города. Сражение за эту церковь было настолько упорным и длительным, что осажденные начали рыть из нее тайный подкоп — археологи нашли глубоко в земле вертикальный ствол, поржавевшие заступы и дужки от ведер, в которых поднимали землю… Но произошло непредвиденное и непоправимое, как бы символизирующее трагический конец блестящей средневековой русской цивилизации.

— Что именно?

— Видимо, немало последних киевлян «оузбегшимъ и на церковь и на комаръ церковный и с товары своими». Мы не знаем, какие были верха у Десятинной церкви — имелись, очевидно, и колокольня, и купола, и закомары, из-за которых можно было отстреливаться и бросать камни; «товарами» же, видно, летописец назвал драгоценности, а также, может быть, фамильные иконы и книги — не могли же в самом деле гибнущие люди тащить на церковь ткани или кожи… И вот своды храма, которому было уже примерно двести пятьдесят лет, не выдержали и рухнули, «от тягости провалишася». Случилось это, наверное, как раз 6 декабря 1240 года. Таким образом, Киев сражался около трех месяцев, а точнее, девяносто три дня. Это одно из самых примечательных в мировой истории оборонительных сражений пришлось как раз на календарную середину полуторатысячелетней жизни великого русского города… «Взяша Киев татары, и святую Софию разграбили, и монастыри все, и взяли иконы и кресты и узорочье церковное, а людей, от мала до велика, всех убили мечом».

Вот уже около ста лет археологи находят при киевских раскопках ужасающие следы разгрома и массовых убийств. В братской могиле на Подоле было обнаружено около двух тысяч костяков, при земляных работах по Большой Владимирской улице вскрыт слой, в котором сплошным полуметровым пластом на протяжении четырнадцати метров лежали человеческие останки. Множество людей погибло в Десятинной церкви и в Зверинецких пещерах, выходы из которых орда завалила в декабре 1240 года… Шесть лет спустя Плано Карпини засвидетельствовал, что монголо-татары «произвели великое избиение в стране Руссии, разрушили города и крепости и убили людей, осадили Киев, который был столицей Руссии, и после долгой осады взяли его и убили жителей города, отсюда, когда мы ехали через их землю, мы находили бесчисленные головы и кости мертвых людей, лежавших на поле, ибо этот город был весьма большой и очень многолюдный; а теперь он сведен почти ни на что, едва существует там 200 домов, а людей там держат они в самом тяжелом рабстве».

Смерть и разрушение пришли в юго-западную Русь, охватив все ее города и веси. После уничтожения десятка муромо-рязанских городов, двух десятков владимиро-суздальских, новгородского Торжка, нескольких смоленских поселении, Вщижа, Обловя, Серенска, Козельска и еще примерно пятидесяти черниговских, погибло двадцать шесть киевских, четырнадцать переяславских, восемнадцать галицких, тридцать два волынских города.

После этого большого похода, подробности которого — совсем другая тема, Бату, как известно, обосновался за Волгой и до самой смерти под всяческими предлогами уклонялся от поездок в столицу империи. Однажды его послам в метрополии даже остригли бороды, он и это снес, будучи человеком трусливым и осторожным. Будучи же мстительным, зорко следил издалека за теми, кто ему когда-то нанес тяжкие оскорбления. Гуюк, ставший в 1246 году великим ханом, недолго наслаждался верховной властью. Выйдя в военный поход против Бату, о чем тому донесли заранее, он дошел только до Самарканда, где, как пишет Рашид-ад-Днн, его «настиг предопределенный смертный час и не дал ему времени ступить шагу дальше того места, и он скончался». Есть предположения, что Гуюк был отравлен людьми, подосланными Бату. Описанию дальнейших кровавых событий Рашид-ад-Дин предпосылает средневековый персидский стих:

На то место, где тебе надо что-либо выжечь,
Бесполезно класть целебный пластырь.

Настал черед Хархасуня. Согласно летописи Рашид-ад-Дина, сын Толуя Монке, взошедший на престол с согласия Бату, казнил вдову Гуюка и многих родственников, «вбиванием в рот камней» умертвил почти сотню военачальников, в том числе двух сыновей Илчжитая, включая, конечно, «старшего эмира» Хоркасуна (Хархасуня, Аргасуна). Отец казненных, племянник Чингиза Илжитай-нойон (Элчжигатай «Сокровенного сказания») сумел бежать на запад, но его поймали в горах на территории теперешнего Афганистана и «привели к Бату, где он соединился со своими сыновьями…» Змея заглатывала собственный хвост.