Память (Книга вторая)

Обычаи средневекового европейского рыцарства требовали, чтобы князь, возглавляющий войско, сражался на виду — под хоругвью и при всех регалиях, увлекая своим примером дружину. Степные же военачальники выбирали удобное место, чтоб можно было наблюдать за битвой и руководить ею, а при неблагоприятном ее исходе спастись на лучшем скакуне. Не знаю, думал ли Дмитрий о внимательных взглядах на него из далекого нашего будущего, но поступил он в свой звездный час так, как никто из полководцев не поступал ни до него, ни после. Облачившись на виду всего войска в доспехи рядового ратника, он растворился в центре Большого полка, в своем народе, чтобы победить вместе с ним или умереть вместе с ним, а каждый воевода, самостоятельно оценивая обстановку, великолепно знал «свой маневр» и не нуждался в главном командовании — это было вершиной воинского искусства всех времен…

Перейдем к чрезвычайно важному! Совсем — совсем не случайно мы, вспоминая наше давнее или сравнительно недавнее прошлое, говорим о славе русского оружия.

Прежде чем приостановиться на этой теме в связи с Куликовской битвой, хочу поделиться с читателем одним своим личным впечатлением. Живу я напротив Третьяковки. Прямо перед окнами — церковь Николы в Толмачах, без куполов, служащая пока хранилищем картин, а чуть наискосок — вход в знаменитую на весь свет картинную галерею, ее изумительный васнецовский фасад. Нет — нет да захожу я туда, чтоб вновь и вновь насладиться творениями великих русских мастеров кисти, отдохнуть, укрепиться духом, повспоминать, прикоснуться к истории…

Восприятие произведений искусства у каждого человека индивидуально, и когда я стою перед знаменитым полотном Виктора Михайловича Васнецова, на котором изображены Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович, товижу в нем величественный триединый символ русского, украинского и белорусского народов, охраняющих богатырскую заставу… А вот замечательная картина «Утро на Куликовом поле», которую Александр Бубнов начал писать в 1943 году — переломном в истории Великой Отечественной войны. В полотне этом тоже сквозит образнохудожественная символика. Мужик с топором на переднем плане, Дмитрий Донской на коне, а за ним — сермяжно-лапотная Русь чуть ли не с дрекольем… Однако реальное утро 8 сентября 1380 года на поле Куликовом было все же другим!

Какие бы ни были разнотолки среди ученых относительно подлинной численности войск Дмитрия и Мамая, почти все они сходятся на том, что новая орда, нагрянувшая на Русь, значительно превосходила числом русское воинство. Как же оно могло нанести столь сокрушительное поражение Мамаю и его «князьям», его самому многочисленному за всю историю европейского средневековья войску? Чудо?

Любознательный Читатель. Чудес на свете, как известно, не бывает — все имеет реальную основу, материалистическое объяснение… Мамаева орда была втянута в мешок, вынужденные спешиться степняки потеряли маневренные преимущества, сражались только на фронте, занятом войском Дмитрия…

— Все верно, только кроме тактических и стратегических причин было еще одно, чрезвычайное важное. Археологи, историки, военные специалисты издавна изучали и изучают боевую технику средневековья — назову А. Н. Кирпичникова, А. В. Арциховского, Б. А. Рыбакова, Г. А. Федорова — Давыдова, А. А. Строкова, В. Г. Федорова; данные о русском оружии средневековья давал и дает разнообразный и богатый археологический материал, былины, летописи, изография, литература, исторические сочинения разноязычных авторов. И я, суммируя их сведения, оставляю любознательного читателя наедине с историком.

Историк. Своего рода символом мощи и совершенства военной техники средневековой Руси можно счесть тяжелые и длинные, до ста семидесяти сантиметров, стальные стрелы середины XII века с металлическим стабилизатором, хранящиеся в Оружейной палате Кремля. По некоторым данным, их изобрел и применил сын Андрея Боголюбского Изяслав. Чтобы послать такой снаряд в гущу врагов, нужно было иметь очень сильный самострел. Степной всадник, пусть и великолепно владеющий своим главным оружием, стрелял чаще всего с коня, управляя им и одновременно натягивая тетиву и прицеливаясь — дальность полета стрелы и меткость попаданий снижались. Пеший же русский воин, стоявший на оборонительном валу, крепостной стене или в строю, хорошо защищенный броней, мог спокойно целиться из надежного и сильного, с прицельной рамкой самострела, технически довольно сложного устройства, где «тетива натягивается крючком, крючок натягивается гребенкой, которая передвигается системой двух шестерен» (Рыбаков Б. А. Русское военное искусство X — XIII вв. М" 1945, с. 19).