Память Крови

— Ему дорогу перекрыли, он — из машины и — ходу. Сначала по дороге рванул, да так, что не могли на УАЗике догнать. А потом почувствовал, что на пятки садятся, развернулся и — через поле, по целине. Там снегу по пояс, а он ломит, как лось. Пока наши тормознулись, пока выскочили — только его и видели.

— Как выглядел?

— Молодой, лет двадцать-двадцать пять. Высокий, не ниже ста восьмидесяти. Одет в пуховик…

— Серого цвета, — закончил Пашкину фразу Витек.

— Светло-серого, — не столько уточнил, сколько согласился Пашка.

— Да, ох уж эти гаишники, лопух на лопухе… — протянул Витька, искоса поглядывая на Володю.

Тот клюнул на провокацию мгновенно и, к великому удовольствию сыщиков, тут же обиженно загудел из своего угла:

— Что Вам гаишники? Сами три месяца ушами хлопали и за эти две недели ни хрена не сделали, а все Вам гаишники виноваты. И вообще, нечего было самодеятельностью заниматься, туда же, сыщики великие, засаду организовать не могут.

— Паша, скажи Вове, почему ты самодеятельностью занимался. Почему Вову не позвал? — очень строго спросил Витька.

— А потому что плохой мальчик Вовочка всю ночь продрых, и разбудить его никто не мог, а утром у него машина два часа не заводилась, — грустно ответствовал Паша.

Потрясенный такой чудовищной клеветой Володя даже сразу не нашел что ответить. Это его «Жигули» не заводились? Это он всю ночь продрых? А кто тогда до четырех утра возил по городу эти наглые хари, что сейчас над ним издеваются?

— Ладно. Я парень не злопамятный, но память у меня хорошая. Будете теперь пешком ходить, юмористы, пока прощения не попросите. На коленочках.

Отсмеявшись вместе с операми, Ренат серьезно сказал:

— Так. Сегодня к вечеру мы должны список дембелей закрыть. Тихо, без шума. Даже если кто-то не подходит по приметам, отрабатывать все равно. Могут быть дружки, сослуживцы, которые компанией промышляют. Конечно, жаль, что сегодня его не взяли. Но теперь мы знаем, где искать и кого искать. Витя, ты пойдешь к своей рыженькой и уболтаешь, чтобы она дала…

— Это можно, чтоб она дала, — согласился Витька, — это я завсегда…

— Давай серьезно, балаболка. У них же учетные карточки с фотографиями. Выбери всех подходящих. Если надо, отвези ее вместе с карточками к экспертам, пусть переснимут. И сразу — на опознание барыге и гаишникам.

— Ты представляешь, сколько эксперты возиться будут? Там же фотографии малюсенькие, толку с них никакого.

— Сколько надо, столько будут. Может, у тебя его портрет есть в полный рост?

Портрета в полный рост не нашлось, но из множества маленьких мутных карточек, наскоро изготовленных в фотолаборатории ЭКО, барыга уверенно выбрал одну.

Разговаривал с ним Саня.

Витька от новой встречи открестился: «Если он опять меня воспитывать начнет, я ему морду набью, лучше уж без меня!».

Но это он врал. Когда надо было, Витька мог с последним ханыгой общий язык найти, у черта все секреты преисподней вытащить. Просто в процессе возни с карточками и веселой трепотни с девчонками, с виду непринужденной, но продуманной, как допрос иностранного резидента, у него появились свои соображения.

А потому, отдав напарнику фотографии, он небрежно прослушал наставления Рената по поводу отработки адресов, рассеянно, как бы невзначай, оторвал от рабочей копии списка именно нижнюю половину, начинавшуюся с некоего Опанасенко Николая Владимировича, и отправился в город.

Но мимо дома по Пролетарской, в котором жил слесарь автопредприятия, бывший дембель Опанасенко, Витька проскочил быстрым шагом.

На улице Парковой он никакого внимания не обратил на окна квартиры, побитые в ходе радостного запоя «дедушки Советской Армии» Сереги Прохорова.

А на Ленина даже и не подумал заглянуть к знакомому еще по работе в «детской» группе розыска, бывшему воришке, а ныне воину запаса Тольке Сорокину.

Нет-нет, город Витька знал хорошо. И Тольку Сорокина, кравшего от вечной голодухи в вечно пьяной семье, помнил прекрасно.

Но красивый, высокий шатен, вставший на учет в военкомате месяц назад и сфотографированный во всех ракурсах игривыми зрачками незамужних девчонок, жил в новой пятиэтажке на улице Советской.

— Та-а-к, значит, Янек… — протянул Саня, рассматривая фотографию, опознанную барыгой.

— Да что Вы говорите? — подзадорил словоохотливую соседку интересного шатена Витька.

— Точно говорю, не пара он ей. Он — красавец парень, видный такой, а она — пигалица, тощенькая, страшненькая. Да еще командует им, будто принцесса. И что Янек в ней нашел?

Спросите любого любителя детективов из тех, кто любит учить милицию, как надо работать: что делать, если известен человек, неустанно, изо дня в день, совершающий преступления? «Как что? — ответит знаток, — задерживать, обыскивать, допрашивать!». Спросите о том же любого сыщика. «Как что? — ответит сыщик, — не трогать ни в коем случае — он же тысячу отмазок придумает, сотню сказок про каждую изъятую вещь наплетет!».

Как же так, не трогать?

Ох уж эта гласность по-русски!

Все-то мы теперь знаем. И все сплетни кремлевского двора. И страшную правду ГУЛАГа. И последние новости из спальни любимой певицы.

И что такое «наружка».