Память льда

Шестой охотник К’елль, пробравшись сквозь испуганных, отчаянно ржавших лошадей, двигался прямо на Керулия. На его шкуре были нанесены какие-то замысловатые символы, а спину покрывал странный доспех с острыми металлическими шипами.

Ворчун успел толкнуть хозяина. Тот распластался на земле. Помня совет Бошелена, командир стражников пригнулся. Его сабли приняли на себя удар двух громадных клинков нападавшего. Гадробийская сталь глухо зазвенела. Отдача при этом оказалась такой силы, что обе руки Ворчуна мгновенно онемели. Он не почувствовал, а услышал, как хрустнули сломанные кости левого запястья. Сабли, которые он больше не мог удерживать, взлетели в воздух и, кувыркаясь, упали. Второй удар нежити должен был разрубить Ворчуна пополам, но Харло сумел вовремя подставить свой двуручный меч. Оба клинка — и его собственный, и нападавшего — одновременно треснули и переломились. Харло отполз в сторону. Все лицо и грудь были у него в крови от многочисленных железных осколков.

Трехпалая когтистая нога подцепила Ворчуна и подкинула его вверх. Командир стражников пролетел совсем немного, ударившись о челюсть к’чейн че’малля. Ворчун с ужасом подумал, что у него сейчас лопнет череп. Но вместо этого голова нападавшего откинулась назад с каким-то странным звуком, похожим на хруст сломанных шейных позвонков.

Ворчун упал, теперь уже ударившись о твердую землю. Охотник К’елль немедленно придавил его всей тяжестью своей лапы. Когти пропороли доспехи и вонзились стражнику в тело. Потом Ворчун ощутил, что нежить волочет его по земле. Трещали ребра; неумолимая сила тащила его по пыли и острым камням. Смятые пряжки и застежки доспехов бороздили почву. Ворчун закрыл глаза. Он чувствовал, как проклятые когти все глубже вгрызаются в плоть. Бедняга закашлялся, и рот его наполнился пенистой кровью.

И вдруг когти вздрогнули, как будто кто-то с силой ударил к’чейн че’малля. За первым ударом последовал второй, третий. Когти сомкнулись. Командира стражников снова подбросило в воздух. Потом он упал, покатился по земле и, наконец, замер, натолкнувшись на спицы сломанного колеса повозки.

Ворчун чувствовал, что умирает. Вернее, он знал, что умирает. А потому заставил себя открыть глаза, чтобы в последний раз взглянуть на этот мир — на что угодно, лишь бы отогнать непреодолимое чувство бесконечной тоски, охватившее его.

«Почему я не умер мгновенно? Внезапно? Отчего все происходит так медленно и постепенно? Боги, даже боль стихла — почему же не гаснет сознание? Ну не жестоко ли так терзать меня? Зачем эта последняя пытка? Я и так знаю, куда отправлюсь».

Он услышал чей-то отчаянный вопль — предсмертный, такой ни с чем не перепутаешь.

«Ты кричишь, выплескивая свое нежелание прощаться с жизнью, ужас и гнев. Ты кричишь в лицо смерти, а она все ближе и ближе. Она вот-вот заберет тебя, но ты продолжаешь сотрясать окружающий мир своим воплем…»

Потом крики смолкли, и теперь единственным звуком, который слышал командир стражников, был прерывистый стук его собственного сердца.

Ворчун лежал с открытыми глазами, но ничего не видел. Либо магический свет Корбала Броша потух, либо зрение успело отказать ему.

И вот уже сердце начинает стучать с перебоями. Оно бьется все медленнее, затихает, как цокот копыт бледного коня, который мчится по дороге прочь: все дальше, дальше и дальше…

Книга вторая. Очаг

Сейчас, когда жизнь моя уже близится к закату, я частенько оглядываюсь назад, и меня словно бы окутывает полуночная тьма. Смерть тех, кого я любил и о ком заботился, полностью изгнала мысли о былых победах и славе. И сознание того, что сам я избежал многих превратностей судьбы, давно уже меня не радует.

Знаю, друзья, что вы частенько видите меня: морщинистое лицо, потухший взор, шаркающая походка немолодого человека, который с превеликим трудом бредет по холодным камням вдоль череды минувших лет. Я делаю последние шаги в этом мире, закутавшись в темный плащ воспоминаний, довлеющих над любым стариком…

Йорум Капастанский. Путь, что лежит пред тобою

Глава седьмая