– Штырь, – медленно и внятно сказала она, – твоя мать умерла. Её здесь нет, она за тобой не следит. Можешь не слушаться, Штырь. Честное слово.
Маг пригнулся, будто невидимая рука отвесила ему подзатыльник, и на миг Хватке показалось, будто на его темени отпечатались костяшки пальцев, а потом он быстро убежал, бормоча что-то себе под нос и мотая головой.
От усталости слезились глаза. Паран вышел из шатра. Серое небо едва светилось. Над долиной неподвижно висели туман и дым костров. Если что здесь и двигалось – стая волков на гребне вдалеке.
– Ну?
– Старшие духи баргастов вышли из Молотка, – сказал Быстрый Бен. – Целитель спит. Чувствуешь их, капитан? Духов? Все стены рухнули, Старшие воссоединились со своими младшими родичами. Забытый Путь больше не забыт.
– Это всё прекрасно, – пробормотал Паран, – но нам ещё нужно снять осаду с города. Что будет, если Тор поднимет знамя войны, а его соперники воспротивятся?
– Не посмеют. Не смогут. Все поплечники Белолицых проснутся, ощутят, как всё изменилось, как окрепла новая сила. Они её почувствуют, узнают её природу. Более того, духи расскажут, что их повелители – истинные боги баргастов – заперты в Капастане. Духи-Основатели пробудились. Пришло время освободить их.
Капитан некоторое время смотрел на чародея, затем сказал:
– Ты знал, что моранты – родичи баргастов?
– Более или менее. Тору это не понравилось – а как завоют племена! – но если сами духи приняли Вывиха и его народ…
Паран вздохнул.
– Пойду соберу «Мостожогов».
– Новое племя Тротца, – с ухмылкой сказал Быстрый Бен.
– А почему он тогда храпит?
– Ему эта ответственность в новинку, капитан. Тебе придётся его учить.
– Иди, разбуди этого ублюдка, – прорычал Паран.
– Слушаюсь, сэр.
Глава двенадцатая
Лучи заходящего солнца окрасили горную цитадель у озера в цвет разведённой водой крови. Вокруг вились кондоры – в два раза тяжелее великих воронов, на выгнутых шеях – ошейники, взгляд прикован к толпе у стен крепости, бурлившей среди многочисленных, как звёзды, походных костров.
Одноглазый тенескаури, который был когда-то разведчиком в Войске Однорукого, с глубокой сосредоточенностью следил за их движениями, будто в полёте кондоров на фоне темнеющего неба можно было прочесть некое божественное откровение. Воистину, он уверовал – так полагали те, кто знал его в лицо. Онемел от величия Домина с того самого дня в Бастионе, три недели назад. С самого начала в его единственном глазу светился дикий голод, древний огонь, шептавший о волках в безлунной тьме. Поговаривали даже, что сам Анастер, Первый среди Детей Мёртвого Семени, приметил этого человека, приблизил его во время долгого странствия и даже дал ему лошадь, чтобы тот скакал вместе с помощниками Анастера во главе человеческого моря.
Разумеется, лица подручных Анастера сменялись с жестокой регулярностью.