– На площадке внизу. Дэт погибла. Мураша придётся нести. Судя по звукам, Штырь до сих пор ищет себе новый шлем.
– Все ему будут велики, – проворчал Тротц. – Нужно найти кухню. Там есть чашки.
Молоток оттолкнулся от стены.
– Хорошая мысль. Пошли, что ли.
– Я – первым. Повара опасный народ.
Истекающий кровью баргаст прошёл мимо целителя.
– Тротц.
Тот задержался.
– Что?
– Штырь сказал – два десятка.
– Ага.
– Всех убил?
– Может, половину. Остальные сбежали.
– Распугал их, выходит?
– Да не я, наверно, – Штырёва рубаха. Пойдём, целитель.
Голова Тока безвольно болталась, так что мир плавно покачивался, пока т’лан имасс нёс его по освещённому факелами коридор. Несколько раз Тлен переступил через мёртвые тела.
Они подошли к сводчатому проёму: разбитая в щепки дверь валялась рядом. Прибитые к бронзовым полосам доски зашатались под ногой Тлена. Перед ними открылся большой купольный зал длиной в двадцать шагов. Прежде он был заполнен странными механизмами – машинами для пыток, – но их разломали, отшвырнули к стенам, где обломки жутких приспособлений валялись, точно звериные скелеты с переломанными костями.
Внезапно за сводчатым проёмом напротив послышался лязг клинков.
Т’лан имасс остановился.
– Сейчас мне придётся тебя уложить.
Ток повернул голову, когда Тлен медленно опустил его на каменные плиты. В проёме на другом конце зала стояла фигура. Маска, белая эмаль, две полосы. В каждой руке по мечу.
Человек ничего не сказал, он просто ждал, пока Тлен сделает шаг прочь от Тока. Изломанный т’лан имасс вытащил свой двуручный меч из петли за плечом, затем сказал:
– Мок, Третий среди сегулехов, когда покончишь со мной, ты унесёшь Тока Младшего прочь из этого места?
Лёжа на боку, Ток увидел, как воин в маске склонил голову в знак согласия.
Молниеносное движение, два воина сошлись так быстро, что единственный глаз Тока не сумел их толком разглядеть. Железо и камень запели. Посыпались искры, выхватывая из сумрака сломанные пыточные инструменты вокруг – тени плясали среди изломанных досок и металлических прутьев, и Току почудилось, будто всю боль, которую эти механизмы впитали за свою жизнь, вдруг освободили.
Искры.
Два воина… и всё то, что лежало в ножнах их скрытных душ.
Боль освободилась, извиваясь, пританцовывая, будто ужаленная –
Где-то внутри – под гром битвы, в которой воин в маске оттеснял т’лан имасса всё дальше и дальше – шевельнулся волк.
Ток Младший подтянул изуродованные ноги, упёрся опухшим, деформированным локтем в каменную плиту, почувствовал, как разрывается плоть, когда он вывернулся, приподнялся, чтобы встать на колени – затем на руки, намертво сжатые в кулаки, оттолкнулся от пола. Встал на четвереньки, откинулся, чтобы перенести вес на бёдра, которые заскрипели и будто треснули под слоем сухожилий и тонких мускулов.
Ток вновь упёр руки в камень, подтянул бесформенные комки, бывшие прежде ступнями, оторвал от пола колени.
Дрожа, мокрый от пота под изодранной туникой, Ток медленно поднимался на ноги. Голова бешено кружилась, накатывала чернота, но он держался.