Память о блокаде. Свидетельства очевидцев и историческое сознание общества: Материалы и исследования

Интервьюер : А до первого мы с вами никак не сможем встретиться? Информант: Я не знаю. До первого что-то очень много дела. Интервьюер: Было бы, конечно, очень обидно, если бы вы не договорили.

Информант : Ну я вам почти все рассказал. Главное, так сказать. Интервьюер: Спасибо вам большое.

Информант : Пожалуйста.

Интервьюер : А можно еще вопрос?

Информант : Ну пожалуйста. Конечно.

Интервьюер : А вы когда начали писать стихи?

Информант : Ну, видите, это тоже история странная. В блокаду я начал писать стихи. Пытался, вернее сказать так, писать стихи. У меня даже два стихотворения сохранились. Но… Чересчур детские стихи. Но вот почему-то в 43-м году… Я забыл сказать, что с 43-го года, когда мне исполнилось 11 лет, я таки добился разрешения, чтобы мне разрешили тоже дежурить в группе самозащиты. Может быть, уже потому, что реже налеты были. Не знаю. Но факт остается фактом. Меня зачислили, и я уже по сигналу воздушной тревоги бежал не в бомбоубежище, а бежал на свой пост на лестнице. И даже мог подниматься на чердак. Все. И я был страшно горд этим и решил от избытка чувств написать песню бойцов МПВО. И я шибко не мудрил. Нашел музыку… Взял музыку Богословского из песни «Любимый город». И написал:

Последний луч заката догорает,

Аэростаты в воздухе висят.

Любимый город в мраке ночи тает —

Наш боевой, непокоренный Ленинград.

Пускай свистят снаряды над Невою,

Пусть зажигалки сыплются дождем,

Любимый город может спать спокойно —

Мы в этот час его на крышах бережем.

Когда ж победы наш народ добьется,

Проклятый враг покатится назад,

Любимый город всем нам улыбнется —

Наш боевой, непокоренный Ленинград.