Память о будущем

– Обозы – дело крайнее, тем более – зерновые. Хлеб в наше время – это жизнь. Немало за него кровушки пролили, ох немало! Изредка и другое бывает – когда бандиты так наглеют, что хутора в окрестностях городищ и факторий грабят. Это, как правило, по весне случается, когда пушные обозы в сторону факторий двигают. Тогда да, случаются переделки. Но в основном стреляют на охоте. Или для самообороны, чтобы от дикого зверья отбиться. Волков много.

– Волкособы?

– И этих достаточно, – дед зло плюнул на пожухлый, весенний снег, – век бы этих тварей не видать! Вот скажи, – он прищурился и хитро посмотрел на меня, – если бы возможность выбора была, что бы ты из прошлого в этот мир взял?

– Из оружия?

– Оружия… – протянул дед. – Эх, молодость, всё бы вам стрелять! Ладно, пусть для начала будет оружие.

– Не знаю, мало я в нём понимаю… Калашников, наверное. Пистолет какой-нибудь…

– Пистолет? – он скрипуче засмеялся. – И чтобы с ним делал? Охотился?

– Ну, тогда извини, не знаю…

– Был у меня, в молодости кореш один. Сильно двинутый на этих железных делах. Так вот он любил повторять, что пистолет в лесу – это оружие для блаженных и дураков. Годится лишь для того, чтобы застрелиться, если уж совсем край наступит.

– Это смотря что считать краем, – заметил я.

– Вот, – поднял указательный палец старик, – тем более, если не знаешь, что это такое. Поэтому мой тебе совет – никогда не сдавайся! Понял?

– Понял…

– Это ты ещё не понял, Алёшка. Поймёшь тогда, когда смерть вблизи пройдёт. Да не просто так, а очень близко. Так близко, что рукавом заденет и за твоей спиной устроится. Когда в затылок тебе дышать будет посреди этих снегов. Когда один, да не дай Бог, раненый, в этой пустыне останешься. Вот тогда и поймёшь, что это такое. Ладно, – Борисыч хлопнул себя по колену, – про что я говорил?

– Про оружие, – напомнил я.

– Вот, про оружие. Среди охотников-трапперов у нас всё больше гладкоствол. Конечно, есть и винтовки, и карабины. Будешь смеяться, но знаменитая Мосинка до сих пор прекрасно используется. Их же много было заготовлено. Вот и лежали, словно ждали своего часа. Калашниковы есть, но они, как правило, в городищах – у тех, кто охранную службу несёт и обозы охраняет. Пистолеты, – Борисыч задумался, – даже не припомню, когда в последний раз видел. Серёжка рассказывал, что в одном городище староста с пистолетом ходит. Но это, как сам понимаешь, больше для форсу. В факториях с оружием вообще строго. Если в кабак или харчевню зашёл – изволь охране или хозяину сдать. Раньше, особенно по пьяному делу, часто стрельбу в посёлках устраивали. Хотя и сейчас бывают драки с поножовщиной.

– И что за такое полагается? Тюрьмы есть?

– Да нет, какие тут тюрьмы? Если просто драка, между мужиками, то штраф заплатишь. Убийц, если самообороной не признают – за шею подвешивают. Без всяких затей и долгих разбирательств.

– А за воровство? Какие-нибудь общественные работы?

– Нет, – покачал головой дед, – такого наказания нет. Получить работу «на общество», особенно в зимнее время – это большая удача. Платят за неё хорошо, значит, с голоду не умрёшь. Если преступление неясное, то на рассмотрение Совета. Могут просто изгнать с запретом вернуться.

– Как это «с запретом»?

– А так. Если ещё раз надумаешь появиться в тех краях, то ты автоматически вне закона. Любой охотник тебя застрелит и ещё награду за это получит. Небольшую, не такую, как за бандита, но вполне ощутимую.

– Серьёзно у вас тут.

– А ты как думал? Ладно, хватит попусту время тратить. По мне бы дома сейчас сидеть, да три рта кормить – это не одному вековать, припасов не хватит. Погода здесь переменчивая, а тем более – весной. Сегодня солнышко светит, а потом раз – и запуржит на несколько дней. В такое межсезонье всегда гибнет больше народу, чем зимой.

– Почему? – спросил я.

– А потому, что ничто так не вытягивает из человека жизнь, как дожди и туманы. Нет ничего хуже для путешественника, чем температура чуть выше ноля в сочетании в дождём и ветром. Знаешь, – нахмурился дед, – мне в своё время, умная книга попалась. Названия уже и не вспомню, но обрывки в памяти остались. «Мы не викинги, и нечего выпячивать челюсть. Мы азиаты и здесь живём. Высшая добродетель в тундре – терпение и осторожность. Высшая дурость – лезть напролом. Огибай, выжидай, терпи. Только тогда ты тундровик.»

– Тундровик?

– А ты как думал, Алёша? У нас здесь нечто среднее между Крайним Севером и тундрой образовалось. Новый климат. Вот так… Идём, – он хлопнул меня по плечу, – подготовиться надо.

Мы поднялись и вернулись в избу. Рядом с крыльцом вяло грызлись собаки. Вожак упряжки – сильный красивый пёс, четырёхлетка по имени Ден, лежал на крыльце, лениво наблюдая за сворой. Старая лайка Берта выходила на двор редко. Кстати, Ден – это её щенок из последнего помёта. Не знаю, как они устанавливают иерархию в упряжке, но Берту все обходили десятой дорогой. «В почёте, хабская морда», – усмехнулся Борисыч.