Память о мире

Каждый рассказ с чего-нибудь начинается, а мой начинается с Чиратантвы. Жил в горах бродяга, дни его были жестоки, а ночи — тревожны.

Ведь при свете солнца жизнь жестока к бродягам, а когда выкатывается луна, их жизнь преисполняется тревогой. Иногда он бросался на ковер цветов, мечтая, чтобы разорвалась его грудь. Вот бы заплакать, думал он, ведь рыдания тоже способны убить, хотя и не могут дать очищения.

Он купался в Чиратантве, ведь вода моет, но очищения не дает и она. Каждый раз, стоило ему погрузиться в голубое окно озера, вокруг всплывали огромные пятна ненависти. Он вытирал тело куском ткани, и на ткани тоже оставалась ненависть. Он скреб лицо бритвой, но вместо щетины бритва снимала с лица ненависть. Кого же он ненавидел, себя или всех остальных? Вот чего не могу я решить, а потому и рассказ мой дальше не движется.

Ненавидеть себя глупо — кого же любить в таком случае? Мария одна, Исаил тоже один, один и тот бродяга у Чиратантвы — плохи или хороши, они неповторимы, вот что важно. Зачем всё проверять чашей весов? И что положить на другую чашу, если каждый — единственный? Не выбирай, а прими!

Прими его, дай ему место с собой рядом, то место, что принадлежит ему по праву…

«Бродяга с озера Чиратантва не расстается с пистолетом, он спит с ножом под подушкой». Здесь в рассказе очень недостает фразы об ужасном одиночестве. Такой фразы, которая потрясла бы каждого. Фразы, услышав которую, нельзя не стать другим.

«Он одинок со своими мулом, пистолетом и ненавистью».

Что, больно? Я и хотел, чтоб было больно. Так же, как больно быть одиноким со своим мулом, пистолетом и ненавистью. Вот почему я ничего не напишу, пусть лист останется девственным, тогда ненависть на нем сможет жить спокойно.

В один прекрасный день, однако, охотник с Чиратантвы встретит СЛОВО.

Скажи-ка, Мария, что это должно быть за слово? Любовь, дружба, родина, мать — какое мне выбрать? Если встретятся ему любовь или дружба, придет конец его одиночеству. Если встретит слова родина и мать, не останется места для ненависти.

Выходит, он перестанет быть охотником с Чиратантвы. Что ж, тогда не нужно ему ничего встречать. Пусть останется с мулом, пистолетом и ненавистью.

Им мой рассказ не понравится.

Им хотелось бы, чтобы герой непременно встретил какое-нибудь слово и в конце стал не таким, каким был в начале. Почему?

«Он одинок и остался одиноким».

Конец.

«Он не встретил нужного слова, ибо не нуждался в нем». Конец.

«У него есть только его пистолет и его ненависть».

Конец.

Наклонись-ка, дай шепну кое-что на ушко: охотник с Чиратантвы — это я! О себе написал я эту притчу. Она великолепна, не правда ли?

Признайся, что не ожидала такой откровенности; ты думала, это просто изящная литература, художественная фантасмагория.

Обещаю — охотник не встретит никакого слова. Он останется верным себе и видению, которое было ему у озера. Уши мула напоминают букву V — а это виктория, победа! Понятно? Ни Райнхарду, ни другим не увидеть символа моей непобедимости. Это останется нашей с тобой тайной, Мария.

А теперь подними руку и повторяй за мною:

«Я, Мария, посвященная в высшую тайну Исаила и проникшая в движения его души, клянусь хранить тайну ушей мула и быть вечно недостижимому Исаилу Салиной сестрой, иконой».

Повторила? Целую тебя в лоб.

Чувствуешь мое раскаленное дыхание?

Оно может опалить, а может и сжечь дотла.

ЗАПИСЬ 0159

В судный день я ее призову. Вы сгрудитесь в подобия муравейников и будете ждать. Она придет в белом платье — так, как некогда пришла к своему учителю. В мансарду, чтобы он поделился с ней звездами.

В 17.30 вы будете пресмыкаться далеко внизу, ожидая моего возмездия. И я воздену золотую десницу:

«Пусть первым будет Райнхард Макреди! Осуждаю его на самую позорную смерть!»

Нет, Райнхард, умолять бесполезно. На этот раз решение мое окончательно. Что-о-о, отцеубийство?! Нет у меня отца, а ты… да ты просто говнюк! Прошу тебя, Салина, заступничество излишне. Он даже любить тебя, как следует, не смог. Не заслуживает он нашего внимания. Хватит дрожать, Райнхард, хоть раз будь мужчиной!

Хрясь!

«Следующим будет Хоаким Антонио!»

Что с того, что ты в меня верил! Как не помнить, раз ночью ты вошел в зал и упал передо мной на колени. Подумаешь, бунт, какое мне дело? Разве это вера — сплошная путаница и мрак. Ты даже самого себя не смог найти. Не хочу, чтобы в меня так верили.

Эй, палач! Поверни по-другому его плешивую голову.

Хрясь!

Какой восхитительный тупой звук!

Хрясь!

Скорей, скорей, у меня нет времени!

Хрясь!

И знаешь, Салина, почему так вышло? Потому что охотник с Чиратантвы не встретил никакого слова — ни «любовь», ни «дружба», ни «мать», ни «родина».

Хрясь!

Ужаснее всего, что он вообще не в состоянии встретить слово, ибо такова его природа. Ящик микромодулей да излучателей — что могут значить для него любовь, дружба, мать… Эй, вы там, с топором! Потише, невозможно разговаривать! А тот, для кого это все пустые слова, жесток.

Хрясь!

Вот о чем стоит задуматься.

Надо не забыть, надо думать! А то…

Хрясь!

РАЙНХАРД МАКРЕДИ:

Нашел я ее совершенно случайно.