Память о розовой лошади

— А-а... Вам легче. На каком этаже квартиру дают? Покажите. Отделаем, как конфетку.

— Точно еще не знаю, — отговорился Андрей Данилович.

— Ничего. Здесь все квартиры будут хорошие.

— Интересно, а с материалами у вас как? — спросил он рабочего.

— Всяко. Но в общем — не жалуемся. Хватает.

— А горячую воду сразу подведут? Газ? Или наканителишься?

— Все сразу, понятно, — и газ и ванна тебе... Грей кости хоть каждый день.

— Значит, сразу? Но в срок-то, поди, не уложитесь?

— Почему это не уложимся? Будь спок, папаша, не волнуйся: все будет в норме. — И с гордостью добавил: — Пока идем с опережением графика.

Андрей Данилович кивнул:

— Раз так, то ладно.

Он ушел со строительной площадки и побрел по улицам куда глаза глядят, но сознательно в другую сторону от сада, от школы, где во время войны находился госпиталь. Перегретый асфальт тротуаров мягко утопал под подошвами туфель.

Здесь, в этой части города, он тоже бывал редко и удивлялся, как много всего понастроили. За дорогой, на свободной от домов площадке с высокими тополями, он увидел одноэтажное здание из легких пластиковых плит и прочел надпись из больших красных букв, паривших над крышей: «Пивной бар». Сразу захотелось пить, он почувствовал, что во рту у него сухо.

Вблизи дверей пивного бара курила группа мужчин в помятых брюках и в рубашках с рыжими пятнами. Все заинтересованно посмотрели на него и проводили его взглядами до самых дверей.

Едва он шагнул за порог, как сразу почувствовал кисловатый пивной запах. Внутри, как в пчелином улье, гудело от неразборчивых голосов. Вытянутый, довольно просторный зал был тесно заставлен столиками на ножках из гнутых железных трубок, за столиками везде сидели люди. Он невольно посмотрел на часы: странно, сегодня понедельник, времени еще нет и двенадцати, а народу здесь полным-полно.

За стойкой торговала молодая румяная женщина: она быстро подставляла под струю пива из крана кружки и с обезьяньей ловкостью двигала их по гладкой стойке.

Отстояв очередь, Андрей Данилович с трудом отыскал глазами свободное место за столом и пошел туда с двумя полными кружками в руках.

Напротив за столиком пил пиво дня три уже, похоже, не бритый мужчина. Сначала Андрею Даниловичу показалось, что ему лет сорок, но, присмотревшись внимательнее, он понял: нет, мужчине нет и тридцати, просто он зарос щетиной, глаза у него воспаленные, покрасневшие, а кожа серая, словно он все дни и ночи проводит в помещении.

Тот перехватил его взгляд и спросил:

— Что, отец, тоже голова с похмелья болит?

Андрей Данилович сердито ответил:

— Я с похмелья не бываю.

Сосед слева сказал:

— А зачем тогда с утра пиво лакать?

— То есть как зачем... Пить хочется.

Те двое и третий, сидевший справа, посмотрели на него с изумлением, словно им непонятно было, как можно просто так, захотев пить, зайти в пивную.

Сплошной гул голосов раздражал. Ничего нельзя было разобрать, и Андрей Данилович морщился, хмурился, и тут неожиданно отчетливо услышал два голоса:

— А надо на них атомную бомбу бросить: пусть не лезут.

— Если хотят, чтобы я с похмелья не прогуливал, то пускай вместо газированной воды в цех проведут шланг с пивом, как это уже давно за границей делается.

Позади кто-то обиженно говорил:

— Все законы на стороне баб... Что я ей сделал? Ну, пришел выпимши. Так не лезь. А то лезет, глаза норовит выцарапать и вопит на всю улицу: жизнь-де ее заел. Оттолкнул, а она головой об косяк, семь суток отсидел. Надо правительству подсказать, чтобы закон специальный выпустили, оградительный мужиков от баб.

Соседи его засмеялись:

— Неплохо бы... Но лучше всех баб на ударные стройки отправить.

Андрей Данилович изумился: вот политики, вот стратеги!.. Пивные мыслители — все лучше всех знают.

Он внимательно осмотрелся и еще раз подивился тому, как много в зале здоровенных мужиков с очень помятыми лицами; почти все, похоже, сидят здесь не первый день, дуют пиво и рассуждают о том, какие бы законы выпустили, будь на месте правительства, или куда бы бросили бомбу...

В голове мелькнула странная мысль:

«В космос кто-то летает. Дома строят. Урожай собирают... А они сидят, пьют пиво и треплют себе языками. Вот оно — высшее проявление демагогии. А что я?»

Он встал, даже не пригубив из второй кружки, вышел на улицу, остановил такси и поехал на завод.

Высоко над заводом поднялось солнце и заливало кабинет тяжелым потоком лучей, до белизны высвечивая стену. Совсем огрубевшим, жестким стало солнце. Скоро и лету конец, а он еще не брал отпуска. А если возьмет — куда поедет? Все же безобразно давно не был он у своих в селе.

День прошел без особых хлопот. Редким по спокойствию он выдался, отдыхать только от работы в такие дни. Но домой он все равно вернулся вялым, разбитым, молча, без аппетита съел то, что поставила на стол теща, и ушел отдыхать в сад.

Слышал из сада, как хлопнула калиткой жена, но встречать ее не вышел, а чуть позднее из открытого кухонного окна донесся ее разговор с матерью.

— Андрей хоть поел? — спросила жена.

— Поел, но так, точно я в тарелку отраву положила. Не пойму, что с ним делается?