Память огня

— Вены? — переспросил он, а затем заметил свою руку. Чёрные извивающиеся линии, словно растущий под кожей плющ, спускались по его запястью и тыльной стороне ладони к пальцам. Казалось, будто они темнели прямо на глазах. — Ах, это! Увы, я умираю. Ужасно прискорбно. У тебя, случайно, не найдётся немного бренди?

— Я…

— Милорд! — раздался голос.

Талманес моргнул, затем с усилием повернулся, опираясь на копьё.

— Да, Филджер?

— Ещё троллоки, милорд. Полчища! Они собираются позади нас.

— Восхитительно. Накрывайте стол. Надеюсь, нам хватит посуды. Я ведь так и знал, что нужно было послать служанку за пять тысяч семьсот тридцать первым прибором.

— Ты… в порядке? — спросила Алудра.

— Кровь и кровавый пепел, женщина! Разве похоже, что я в порядке? Гайбон! Путь к отступлению отрезан. Далеко до восточных ворот?

— Восточных? — отозвался Гайбон. — Около получаса ходьбы. Нужно двигаться дальше вниз по холму.

— Значит, идём вперёд, — сказал Талманес. — Возьми разведчиков и указывай дорогу. Дэннел, устрой так, чтобы горожане тянули драконов! И будь готов к их установке.

— Талманес, — вмешалась Алудра. — У нас осталось совсем мало смеси и драконьих яиц. Нам понадобятся запасы из Байрлона. А если ты решишь воспользоваться драконами сегодня… Тогда всё что, я могу пообещать — это несколько выстрелов.

Дэннел кивнул:

— Драконы сами по себе не предназначены для передовой, милорд. Им нужна поддержка, нельзя подпускать врага слишком близко, чтобы он их не уничтожил. Мы можем поставить к ним людей, но без пехоты мы долго не продержимся.

— Именно поэтому мы и уходим, — ответил Талманес. Он повернулся, сделал шаг и чуть не упал от слабости. — И я думаю… думаю, мне нужна лошадь…

* * *

Моггидин ступила на каменную платформу плавающую в середине открытого моря. Прозрачная и голубая, вода слабо колыхалась, но волн не было. Куда хватало глаз не было видно суши.

Морридин стоял в стороне платформы, скрестив руки за спиной. Прямо за ним море горело. Огонь не давал дыма, но был жарким и вода рядом с ним вскипала и шипела. Камень плавающий в центре бесконечного моря. Горящая вода. Морридин всегда наслаждался созданием невозможного в своих осколках сна.

Сядь, — сказал Морридин, не оборачиваясь.

Она повиновалась, выбрав одно из четырёх кресел, вдруг появившихся в центре платформы. Безоблачное небо было глубокого синего цвета, солнце зависло примерно в трёх четвертях своего пути к зениту. Как давно она не видела солнца в Тел’аран’риоде? В последнее время вездесущая чёрная буря полностью заволокла небо. Но, опять же, это был не совсем Тел’аран’риод и не совсем сон Моридина, а… слияние того и другого. Временная пристройка на краю мира снов. Пузырь объединённых реальностей.

На Могидин было чёрное с золотом платье, и кружево на рукавах своим узором смутно напоминало паутину. Едва-едва. Не стоит злоупотреблять символикой.

Могидин устроилась в кресле, всем своим видом стараясь демонстрировать самообладание и уверенность в себе. Когда-то ей без труда удавалось их достичь. Сейчас попытки уцепиться за оба этих состояния походили на ловлю семян одуванчика в воздухе — ты их хватаешь, а они, будто в танце, ускользают из рук. Могидин скрипнула зубами от злости на саму себя. Она была одной из Избранных. Она заставляла королей рыдать, а армии — трепетать от ужаса. Из поколения в поколение матери пугали детей её именем. А теперь…

Она потянулась к шее и нащупала висевший на ней кулон. Он был по-прежнему цел. Она знала, что так и есть, но прикосновение к нему успокаивало.

— Не очень-то привыкай его носить, — сказал Моридин. Поднявшийся вокруг него ветер погнал рябь по безупречной поверхности океана и принёс с собой слабые крики. — Ты ещё не окончательно прощена, Могидин. Это испытание. Возможно, когда ты вновь ошибёшься, я отдам твою ловушку для разума Демандреду.

Она фыркнула.

— Ему станет скучно, и он её выбросит. Демандреду нужно только одно — ал’Тор. Любой, кто не ведёт его к этой цели, не представляет для него интереса.

— Ты его недооцениваешь, — тихо произнёс Моридин. — Великий Повелитель доволен Демандредом. Очень доволен. Тогда как тобой…

Могидин откинулась в кресле, заново переживая все былые страдания. Боль, какую мало кто познал в этом мире. Боль, превосходящую всё, что способно вытерпеть человеческое тело. Она ухватилась за кор’совру и обняла саидар. Это принесло ей некоторое облегчение.

Прежде направлять Силу в той же комнате, где находилась кор’совра, было мучительно больно. Но теперь, когда кулон был у неё, а не у Моридина, всё изменилось. «Не просто кулон, — подумала она, сжимая его. — Это моя душа». Тьма внутри! Она никогда бы не подумала, что ей — не кому-нибудь, а ей! — придётся испытать одну из ловушек для разума на себе. Разве не она была самой осторожной на свете паучихой?

Она накрыла державшую кулон руку второй рукой. Вдруг он упадёт, или кто-то его отберёт? Она не должна его потерять. Она не может его потерять.

«Во что я превратилась? — Её замутило. — Мне нужно стать прежней. Найти способ». Она заставила себя отпустить ловушку для разума.