Память осени

Горн приказывает остановиться у старинного монастыря Сурб-Хач. Они выходят из машины. Монастырь полуразрушен войной, разграблен. Горн поворачивается к Роде.

Горн. Что вам приходит в голову, когда вы смотрите на эти развалины, Юрген?

Роде. Слава богу, что война не пришла на землю Германии, в наши города…

Горн. А вот я, объехав весь Крым, удивился гениальности фюрера. Да-да, Юрген… Крым сейчас разрушен и запущен, тонет в грязи, и нужно обладать провидческим даром фюрера, чтобы увидеть вместо татарско-большевистского Крыма со всем его убожеством прекрасный Готенланд – страну готов. Вместо убогого Симферополя – великолепный Готенбург, город готов. А вместо Севастополя – грозный Фридрихсхаффен, гавань имени великого Фридриха… Крым может быть прекрасен и грозен одновременно. Это будет рай для германских поселенцев, когда здесь будут построены великолепные дворцы и проложены настоящие немецкие автобаны. И грозная морская крепость, находясь в которой наши корабли будут контролировать не только Черное, но и Средиземное море…

Роде. Но тут много аборигенов, с ними Крым вряд ли будет похож на истинный рай…

Горн. Ну, это вопрос решаемый. Поначалу мы будем их использовать для расчистки развалин и уборки мусора. Потом загоним в резервации, где будем контролировать их поголовье… Их не должно быть больше, чем нужно для выполнения грязных работ… Чем больше немецких переселенцев, тем меньше этих недочеловеков будет нужно… Наши врачи уже работают над программой стерилизации местных самок… У них не будет потомства, да и сами они будут жить, лишь пока способны работать. Здесь сейчас слишком много старух и стариков, которые ни на что не годны, только сидят и греются на солнце…

Роде почтительно слушает.

Горн. Впрочем, это дело будущего. А сегодня у нас другие задачи. После наших неудач в Сталинграде и под Курском русские решили, что пришла пора захватить Крым… Севастополь для них, видите ли, священный город… Придется им напомнить, что в сорок втором они пытались это сделать, и как весь Керченский пролив был забит их трупами… Мы не можем отдать Крым… Это пистолет, приставленный к русским с юга, пистолет, который заставит их быть не такими прыткими… Сейчас они постараются усилить деятельность своих разведгрупп здесь, на линии нашей обороны, откуда последует их главный удар. Ваша абверкоманда должна безжалостно пресекать все эти попытки.

Роде. Слушаю, господин генерал. Мы сделаем все, что в наших силах.

Горн. И даже больше, Юрген. И действуйте без всяких сантиментов и джентльменства. Тут джентльмены не водятся, климат не тот. И леди тоже отсутствуют.

Роде. Как говорят русские, лес рубят – щепки летят.

Горн. Вот именно. Но ваша, Юрген, главная миссия – думать и вычислять шпионов. Рубить, не обращая внимания на щепки, будут молодцы из команды Отто Кауша. На тонкую работу умом они не годятся, о вот рубить – это по ним…

Неожиданно, один из мотоциклистов, стоявших в стороне, хватает автомат и выпускает длинную очередь по монастырю.

Фон Горн и Роде хватаются за пистолеты. «В чем дело?» – кричит фон Горн. «Показалось, что там кто-то есть, господин генерал», – докладывает стрелявший.

Горн. Надеюсь, вы в него попали, кто бы он ни был. Поехали.

7. Штаб Красной Армии. Отдел разведки

Генерал Трусов говорил по телефону. Вернее, слушал, одновременно пытаясь открыть одной рукой не поддающийся портсигар. Наконец ему это удалось, и он выудил папиросу, сунул в рот, но зажечь спичку даже не пытался – просто мял папиросу зубами.

Трусов. Так точно, товарищ генерал, мы делаем все возможное… Форсируем… Предприняты экстренные меры, как раз сегодня начинаем ускоренную подготовку разведгруппы, которая сможет работать… Есть основания рассчитывать… Понятно, товарищ генерал!

Трусов положил трубку, помял пальцами незажженную папиросу, раздраженно сломал ее в массивной пепельнице.

Постучав, вошел майор Вергасов.

Трусов. Ну?

Вергасов. Она здесь, товарищ генерал.

Трусов. И? Она согласна? Или надо уговаривать?

Вергасов. Согласна.

Трусов. Пришлось уговаривать?

Вергасов. Никак нет. Согласилась сразу.

Трусов. Сразу… Тогда веди.