Память пламени

Запинаясь, патер двинулся кругом ограды, вполголоса читая молитву и проделывая странные жесты Спасителевым символом, перечёркнутой стрелой. Волшебница с сыном следовали по пятам; Чаргос весь вытянулся в струнку, ступая на цыпочках и неотрывно глядя на мирно колышущуюся траву погоста.

— А может, госпожа Клара, тут ничего и не было? — пробормотал патер. — А камни какие-то мародёры перевернули?.. Нет, нет, что я несу, помилуй меня Спаситель… Госпожа Клара напрасного не скажет…

— Не скажу, — кивнула волшебница. — Всё видела своими глазами.

— Ох, ох, горе-то какое… — причитая, отец Фруммино закончил обход. — Ажно охрип… Господин наш, Спаситель, жизни и смерти властелин, спаси и сохрани нас от поношения слова твоего и образа твоего, от злокозненных мертвяков проистекающего…

Он бормотал ещё долго, читал то одну, то другую молитву; Клара теряла терпение, вампир с каждым мгновением уходил всё дальше — или даже улетал, если решил перекинуться.

А вообще он не трус, призналась себе чародейка. Не всякий кровосос дерзнёт вот так вот, походя, поднять целый погост. Он же знает, что тут есть маги. Даже если неупокоенные сожрут целую деревню, его самого это не спасёт. Тот же господин Гойлз — далеко не слабак, далеко не! — явится со всей гильдией, и тогда нашему отчаянному вампиру несдобровать.

Или он и впрямь столь силён, как утверждала Иссор, или совершенно бесстрашен и бесшабашен. Последнее никак не радовало. Все вампиры, с которыми Кларе довелось переведаться за долгую карьеру Боевого Мага Долины, отличались «разумной трусостью». Иными словами — не лезли на рожон без крайней к тому необходимости. А этот…

Она уже пожалела, что взяла Чаргоса. Мальчишка ж ещё совсем. А против них…

Юный дракон, похоже, тотчас угадал её мысли.

— Я буду очень осторожен, мама.

— Как же, от вас, драконов, разве дождёшься… — проворчала она, но было приятно. Понимает. Беспокоится. Не хочет зря тревожить.

С напуганным патером они потеряли почти всё утро. Приходилось нагонять. Шли пешком — в заречных чащобах кони всё равно завязнут. Да и вообще — главное убраться подальше с глаз любопытных поселян, а там Чаргос и впрямь донесёт.

Вампир не оказал им любезности и следов на самом деле не оставил. Клара шагала наугад — прямо от селения, на юг за реку, лицом к лицу со вздымающейся всё выше и выше стеной леса.

* * *

Ирма прижимала Серого к груди, до сих пор боясь потерять оживлённую волшебством госпожи Клары игрушку. Нет, уже не игрушку, а лучшего друга, никак не меньше.

Серый, как оказалось, умел не только произносить какие-то слова или бегать, забавляя хозяйку. Он разговаривал, по-настоящему, по-взаправдашнему! Если надо, волчок умел кусаться не хуже настоящей собаки, а в мягкой пастишке вдруг как по волшебству появлялись острые и крепкие зубки. Впрочем, почему «как»? Именно «по волшебству» они там и появлялись.

Девочка не расставалась с Серым, или Серко, ни днём, ни ночью. Ночью он сидел подле неё на тощей подушке, днём — или застывал неподвижно на стойке трактира Свамме-гнома, или сидел тихонечко в просторном кармане Ирминого передника.

Иногда он предупреждал — «большая крыса в подполе!», иногда подсказывал — «молоко скисает». Какие-то мелочи, но управляться с работой Ирме стало ощутимо легче. Гном Свамме её хвалил и чаще в конце дня с добродушным ворчанием в бороду совал ей в ладошку медные монетки сверх обычного заработка, мол, заслужила.

…Утром того дня Ирма, сбросив тяжёлые сабо, весело шлёпала босиком по обочине лесной дороги. Свамме, обожавший поспать, послал девочку в соседнее село, откуда скуповатый гном обычно получал хмельное. Дело обычное, дело привычное, от Поколя до Синехатовки не так далеко, дорога широкая, наезженная, считай — безопасная.

Серко сидел за пазухой, высунув чёрный нос наружу. Волчок беспокоился с самого момента, как они вышли в путь. Ирма сперва встревожилась — но утро выдалось поистине волшебным, мягким, чистым, светлым и свежим, напоённым цветочными ароматами и птичьим пением, так что девочка забыла обо всех тревогах. В последнее время она неплохо заработала — как ей казалось, неплохо. Патер Фруммино очень по-доброму с ней поговорил на последней службе, похвалил, что грамотная, сказал, что ему давно нужен кто-то посмышлёнее, помогать вести церковные книги — Поколь велик, люди женятся и помирают, рождаются дети, что-то покупается и продаётся, а кто всему запись должен вести? Правильно, он, патер. А всё оттого, что староста Поколя только и может, что до десяти считать, а уж чтобы читать или, пуще того, писать — и не мечтайте. А с кого король, светлое величество, спросит, коли записи не в порядке окажутся? Правильно, с него, с бедного патера…

Эх, эх, мама бы порадовалась, наверное… Ирма хлюпнула носом.

Но мама пропала без вести — уже давным-давно. Ирма её почти не помнила, жила с бабушкой, маминой мамой, а про папу ей вообще никогда не рассказывали и на вопросы не отвечали.

Бабушка была строгой, могла и хворостиной отходить за малейшую шалость. Её Ирма боялась и не любила, однако бабушкина избушка на краю Поколя была для неё единственным домом.