Память по женской линии

— Аннушка, что плачешь?

— Родители все запирают, а есть хочется.

Вторая сноха (жена брата) подтвердила, что утром свекор, уходя в свои катальни-кабаки, наказывает жене:

— Татьяна! Печку не топи, хлеб запри. Пусть едят, что хотят.

Не затем, что люто ненавидел невесток: деньги по-своему считал. В деревнях иные и сегодня не кормят кошек: сами должны искать пропитание, мышей ловить. А держат в доме, за ушком чешут под настроение.
Василию, на сей раз, хватило характера забрать жену с младенцем и пойти за четыре километра на поклон к Осипу, крестному. Тетка Пелагея к тому времени умерла.

— Примешь, Кокой?

— Да я с радостью, но дом-то какой!

Дом безнадежно разваливался. Куда делась мелочная лавка, куда испарилась "зажиточность"? Может, все рассосалось, пока Анна была маленькой, может, ее бы и не выдали так рано, если бы не нужда.
Следующие шестнадцать лет супружества отличались только рождениями и смертями детей, из шести детей трое мальчиков умерли, три девочки остались. Насчет среднего мальчика, Михаила, подозревали, что его удушила нянька: приходилось брать чужую няньку на лето, хозяйство ведь. Анна нанимала земельки и за нее работала по три-четыре дня в неделю. Держала корову, овец. Траву на сено покупали, косить она никак не успевала, а Кокой уже старенький, семьдесят лет — что он может.
(На своих семи сотках я не успеваю, кроме цветника, ничего. Мне жалко, что они, мои предки, вообще не выращивали цветов. Но представить, как обрабатывала два огорода, обихаживала скотину прабабушка, рожая при этом что ни год — невозможно.)
Виделись с мужем, как повелось с самого начала, дважды за год: летом во время его отпуска, зимой она отрывалась от хозяйства и ездила в Питер. Итого, за семнадцать лет супружества: 17 х 2 месяца = 34 месяца, меньше трех лет общего времени. Хорошо ли они друг друга знали, интересно?
После того, как молодые ушли от родителей, Василий навестил отца через неделю:

— Тятенька, мне ничего не надо, только дедов крест и створы, благослови!