Память сердца

Поистине это сюжет, не уступающий древнегреческим трагедиям. И решение Сталина правильно поняли многие наши люди, они прониклись трагедией отца и оценили волю вождя. Многие, но только не Никита Хрущев. Его сын Леонид тоже попал в плен, и Хрущев плакал, умоляя Сталина спасти его. Сталин и здесь, естественно, отказал. По сути, Хрущев всю жизнь не мог простить вождю этого отказа; в период «оттепели» он многократно педалировал в своих речах черствость, жестокосердие, отсутствие отцовских чувств у Сталина, называя его «жестоким к своим детям». Я вспоминаю злое лицо Хрущева, когда он говорил о нелюбви Сталина к своим детям, «он-де даже не жил с ними». А ведь и ежу понятно, что Сталин не мог принадлежать семье – он был вождем народов, отцом всех и каждого в великой стране Советский Союз! И как руководитель государства считал, что его дети должны строить свою жизнь сами. Как бы оценивали люди детей Сталина, растущих в привилегированных условиях под крылом родителей в Кремле? Кстати, этого так и не смог избежать Василий, окруженный подхалимами.

А Хрущев жил не только с детьми, а и с внуками – я знаю, я слышал от многих, кто был по киношным делам в его семье. В конце шестидесятых вся наша Центральная студия документальных фильмов работала практически на одну тему – «Наш дорогой Никита Сергеевич», снимая один за другим фильмы по сценариям Аджубея, хрущевского зятя.

Хрущев, когда пришел к власти, быстро занялся реабилитацией сына, погибшего в плену; в газетах промелькнуло, что он даже пытался присвоить сыну звание Героя Советского Союза. Кстати, в архивах, где хранились документы и хроникальные кадры сына Хрущева, пусто – прошла официальная информация, что документы изъяты Хрущевым-отцом.

Итак, просьба внука Сталина. Что и говорить, с трепетом, нетерпением и большим интересом начал я поиск. Просматривая немецкую хронику, нашел интересные кинокадры: Яков Джугашвили в кругу немецких офицеров. Было видно, что они только что подсели к нему: бодрятся, улыбаются на камеру. Сюжет, естественно, был без перевода: немецкая синхронная речь, комментирование, – я ничего не понимал.

У Якова независимое строгое лицо, выражающее неприязнь, враждебность к окружению, вынудившему его позировать перед камерой. Было очевидно, что пленного привели только что – для киносъемок, для завершения подлой провокации. На столе перед офицерами какие-то документы. Длинный план листовки о пленении… Эти кадры я смотрел уже не как бесстрастное отражение событий прошлого: что-то задело меня за живое, какая-то неразрывная связь судеб, кровная ниточка, протянутая Всевышним от одного человека к другому. Я был очень взволнован, тем более что в 41-м году, в Барыбино, вместе с другими вожатыми пионерлагеря под руководством военных я собирал именно эти, эти фашистские листовки, разбросанные парашютистами по полю!..

Мне хотелось порадовать потомка Сталина, быть ему полезным, показать кадры с его отцом – живым отцом . Судьба Якова столь трагична…

Я взволнованно рассказал консультанту от Академии бронетанковых войск, что материал о Якове Джугашвили в Красногорском киноархиве есть. Просил передать, что если полковник Джугашвили захочет, он сможет поехать с киногруппой в архив и сам увидит пленку с отцом собственными глазами! А если нужно, я закажу печать с выбранных им кинокадров. Проход в архив, пропуска, заказ кинозала – я все обеспечу.

Но Евгения я больше не увидел. Скорее всего, вмешались какие-то высшие силы; высшие, я имею в виду – от власти. Кому-то, очевидно, не понравилось будирование темы «Джугашвили – Сталин, потомки древа великого». Возможно, Евгению просто не передали моего сообщения о найденных кадрах, а скорее всего, вместо того, чтобы обрадовать, попытались вовсе пресечь возможность нашего дальнейшего общения. Ведь у кино и прессы – как говорят, «четвертой власти», широкие возможности привлечь особое внимание к освещаемой теме, возможности разогреть, раздуть огонь памяти, любви, сострадания к поверженному имени вождя. А может, заодно вылили ушат грязи и на меня: мол, все «киношники – трепачи и пропагандисты», не сделают ничего доброго, не верь им, Джугашвили, и не надейся! Могли, могли так сказать. Настроить… А может, какой-нибудь рьяный «особист» предупредил: «Не буди лихо, пока оно тихо!», подлых же людей не меньше, чем добрых, только их не сразу распознаешь.

Да, жаль, горько, что так случилось. Я не стал предпринимать попыток разыскать слушателя Академии Джугашвили, потому что понял: своей инициативой, чрезмерной активностью могу только напугать этих «стражей от власти», которые сделали все, чтобы мы больше не встретились и не общались – и навредить Евгению. Смешно, абсурдно, что вершителями людских судеб подчас становятся случайные «носители мундиров», винтики, вращающиеся по велению политической машины: «Только так и не иначе, только в эту сторону»! Жестко! Грубо! Тяжело! Сопротивление – бесполезно, иначе… – сломаю!..