Читаем Память сердца полностью

Вспоминаю это время и не пойму, почему так тяжело, так надрывно на душе?.. Как передать это? Но передать необходимо! Потому что многие вряд ли где-то читали или слышали про это…

Дело в том, что вместе с воспоминаниями во мне просыпается то самое состояние, то естество пятнадцатилетнего подростка, которое было перепахано, выжато, перетерто войной!

Все святое – долг, патриотизм, самопожертвование – было отодвинуто куда-то на второй план. Остался только труд – ежедневный, ежечасный. Дикое, предельное напряжение сил – из месяца в месяц, из года в год.

«Все для фронта, все для победы» – всем известен этот лозунг. Но что значит – «все»?.. А то и значит: ВСЕ! Буквально все! Все силы, все жилы, всю мочь – через «не могу»! Всю кровь! Всю жизнь – для Победы!

Ты уже не человек – с мечтами, желаниями, чувствами, ты – истукан! Ты – робот! Живешь одним – надо и… только бы хватило сил! Только бы хватило…

Помню первые две-три недели: полутемное пространство цеха, визг, скрежет станков. Перекрывая заводской шум, кого-то окликают. Вдоль окон – верстаки. Автоматы в пирамидах. Заготовки. Стружка металлическая – кольцами, спиралями в металлических ящиках.

К утру – спина немеет. Плеч почти не чувствуешь. И руки – не твои, и пальцы сводит…

Рассвет – ночь. Ночь – рассвет… Ночь такая длинная, нудная, а день – пшик! Как мы, мальчишки, это выдерживали – не знаю. Но через три-четыре недели наступает какой-то автоматизм: не различаешь ни дат, ни времени; вроде и усталость притупляется, и руки натруженные не так ноют, и есть не так хочется, и не так холодно… Организм сам адаптируется.

И опять цех. Мастер пришел. Врубили свет. Заныли станки. Запахло резаным металлом. Руки привычно находят молоток, глаз ловит необходимый напильник – и пошло-поехало! Заготовки, автомат, пирамида!.. «Зина, давай детали!..» Никого не замечаешь. Все притупилось. Все автоматически – и так вроде даже легче …

Но недели через две – опять надрыв! От постоянного недосыпа – нервозность, головокружение. Ноги дрожат так, что, кажется, устоять помогает только крайнее напряжение воли, приказ самому себе. И так снова – неделя, другая… А потом – опять спасительная полоса автоматизма.

Так шли месяцы, годы. Но все равно интересно было. Может, потому, что было нам по пятнадцать-шестнадцать лет. Может, действительно в возрасте все дело?

Часто у нас бывали «разгрузочные дни». По радио объявляли: «Сегодня такими-то войсками освобожден такой-то город! В Москве салют…» Мы – на крышу, окна цеха открывались на крышу первого этажа. Вот мы и салютуем! Своими автоматами!.. Патроны брали в тире.

Первое время такое салютование было для нас хорошей разрядкой. Сонливость и усталость отступали. Но вот пришли к нам в цех патрули. Оказывается, кто-то доложил, что во время салюта на крыше идет стрельба. На вопрос: «Кто стрелял?», конечно, ответа не последовало, никто не знал про нашу затею. Потом кто-то из патрульных потрогал автоматы на пирамиде одного, другого, назвал фамилии, пирамиды ведь фамильные. Нас к начальнику цеха…

Нет, нас не ругали. Наше начальство понимало нас. Пожурили, поговорили о совести, о бережливости. Главный довод: «Патроны на фронте нужны, а вы их тратите на салют». Мы перестали салютовать. А когда погнали немцев уже на территории Германии, пару раз все-таки выходили, не могли удержаться. Стреляли. Патруль явился, проверил наши автоматы, – а они холодные. Горячие были в пирамидах ОТК. Это мы, выключив свет в цехе, брали автоматы из пирамид и выходили на крышу…

Патрульные ушли, сокрушенно качая головами. Нам было неловко, скорее всего, просто стыдно. И мы переключились, по-другому стали отмечать знаменательные дни освобождения городов, ознаменованные салютами.

По ночам во время обеда в столовой всегда торговали пивом; и когда в следующий раз возвестили о салюте, я принес в цех ведро пива. Выпили все без исключения – и женщины, и старики, и молодежь, радостно поздравляя друг друга. Это стало традицией. Каждый раз, когда начинался салют, мы по очереди приносили в цех пиво, поздравляя всех с очередной победой и разгромом фашистов. Поздравления наши продолжалось вплоть до моего отлучения от завода. А скорее всего, наша традиция не была нарушена и после. Кто знает?.. Спросить-то ведь не у кого…

Перейти на страницу:

Похожие книги

След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное