Читаем Память сердца полностью

– Смена сколь часов?.. С восьми до темноты. Кто желает, может работать и позже. Но мы не приветствуем: потому – непродуктивно. Все. Бог в помочь. Пить – ни-ни… Я иду дальше. Меня зовут Михал Михалыч, десятник; ежели что – спросите. Все знают…

Мы поглядели вокруг, наметили осинку толщиной с горшок средний и, меняя друг друга, спилили, наполовину срубив. Осинка упала – и как пропала! Зарылась в снег. Считай, весь труд пропал: ее из снега еще достать надо!..

Какие сучья видны были, мы обрубили. Из заготовленного швырка взяли самый тонкий ствол – полегче. Отмерили длину и начали пилить «двумя зубцами» – то, что было в снегу…

К обеду мы смогли своим «оборудованием» сложить в снегу один ряд – по ширине метр и по длине два. Только один ряд! Поняли: чтобы заготовить швырок высотой в метр, нам нужно, сменяя друг друга, работать месяц!

Девчонка рыжая, которая все время молчала, по-моему, к ней вчера лег Касим, тоненько заливисто пропела:

Положу кольцо на камень,

Сама пойду в монастырь!

Ты гуляй, гуляй, колечко,

По ребятам холостым…

Катя на снегу написала цифру восемь, умножила на триста шестьдесят пять дней и сказала, округлив глаза:

– Девчонки, при наших активных стараниях мы отсюда не выедем до начала и даже до конца третьей мировой, не дай бог, конечно, такой войны!

– Надо постараться перестараться! – перечеркнув все написанное на снегу, озадачила всех Рита. – Надо у старушки заказать ведро самогонки, напоить Мих-Миха, – и айда домой, пока только «вторая» идет, и мальчики с нами. Мы их не оставим в беде. Они же… наши!

Ната, что лежала в первый день на печке, подала рассудительный голос:

– С мальчиками надо разобраться…

– Да! Да! – подхватили голоса. – А то они отмалчиваются! Да…

– Что будем делать, Володь? – спросила Катя.

– Если о работе, то самогонкой не обойтись! – я-то уж точно должен был держаться солидно – начальник же! – Не в Мих-Михе дело…

Вторая девчонка, ночевавшая на печке, заявила:

– Я никогда не пила самогонку!

Все дружно загалдели:

– А кто пил?

Я решил обнародовать свой план. Мне казалось, что идея моя – гениальна:

– Из тех швырков, во-он, что лежат в отдалении, по два человека таскаем сюда, уже готовые… – От волнения у меня даже голос осип. Но девчонки перестали галдеть, все как одна уставившись на меня.

– И накладываем на свой, начатый. Заполняем швырок до метра в высоту, а сверху накрываем ряд из своих – свежевыпиленных. Посмотрим, что у нас получится… – Что тут началось! Мои подчиненные запрыгали, завизжали от восторга. Все поддержали.

До вечера мы закончили свой швырок и начали новый – до половины. Подошел к нам десятник, высказал неудовольствие:

– Это все?! А норма?

Девчонки, как одна, возмутились:

– Михал Михалыч, вы же видите, какими пилами работаем! Все, кто проходит, удивляются. Нас переманивают к другому десятнику. А мы от вас не хотим уходить!..

– Ну ладно, но чтоб завтра заготовить три швырка!..

– Попробуем четыре! – хохотнула Зина. – Как, девочки?

– Конечно, конечно! Как говорит бабка: «Ка-а-нешна!.. Осилим…»

После ухода Михал Михалыча мы быстренько нагрузили сани дровами покруглей, да и без сучков отобрали, чтоб кололись легче.

Домой к бабке приехали уставшие, но довольные. Бабка увидела дрова на трех санях по полкубометра – задом – «кормой», как говорят, поплыла… Споткнувшись, села на пенек, на котором дрова колют:

– Ну, детки милаи, мне ентих дров до весны хватит…

– Завтра еще привезем! – окрыленный, заверил я. – Только дрова-то надо на задний двор сносить. А то по дороге мужик нас встретил, говорит, штрафовать нас могут! В лучшем случае…

А произошло по дороге вот что. Навстречу мужик шел, остановил нас и тихо так советует:

– Парни! Вы везете клейменые бревна. Видите кресты? Это значит, кто-то закончил свою норму и сдал работу десятнику. Тот обязан кресты ставить, клеймить. А на дрова только с разрешения правления выдают бумагу. На дрова!.. А у вас отборные бревна, да клейменые!.. Учтите!

Рита быстро смекнула:

– Я скажу, что мы соревновались с Зиной и, чтоб не путали ее и мои бревна, ставила на своих кресты…

– Не будьте дураками! Спрячьте бревна на задворках. Бог в помочь!..

Сложили мы на заднем дворе клейменые дрова, закидали снегом и успокоились. Старушка на радостях большую бутыль самогона принесла. За столом решали вопрос, что делать. Обманывать дальше нельзя, десятник начнет ставить кресты, а там уже стоят!.. Рыжая предложила:

– Все заляпать снегом. Чтоб не видно было! Мы же не обратили на эти клейма внимания – может, пронесет?! – Глаза у нее горели: – Скажем, как Рита предложила…

Меня все-таки терзало беспокойство:

– Если мы уедем, все всем будет понятно. У нас нет ни пил, ни топоров. Какая тут может быть норма выработки?! Тут вины нашей нет. Они сами не подготовили, что надо…

– А если продолжать обманывать – это, пожалуй, преступление! – Я заметил в глазах девчонок испуг и продолжил уже увереннее: – Это и райисполком вскинется, и колхозу попадет!.. Надо просто уехать, хуже от этого никому не будет!

Девчонки загалдели, заерзали:

Перейти на страницу:

Похожие книги

След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное