Память, Скорбь и Тёрн

— Тогда давайте спустимся вниз. Все равно мне кажется, что вот-вот снова пойдет дождь. — Тиамак отвернулся от ограждения. — Мы согреем немного вашего вина — обычай сухоземцев, который я научился ценить, — и подумаем еще о мечах. — Он взял священника под локоть и повел его к двери каюты.

— Конечно, это лучше, — сказал Стренгъярд. Он прислонился к стенке, когда в промежутке между волнами корабль нырнул, потом передал плещущуюся чашу вранну. — Я прикрою угли. Будет ужасно, если жаровня опрокинется. Боже мой! Надеюсь, что все остальные тоже соблюдают осторожность.

— Мне кажется, что Слудиг почти никому не разрешает зажигать жаровни и даже фонари. — Тиамак глотнул вина и причмокнул губами. — Ах, хорошо. Но у нас есть привилегия, потому что нам нужно читать, а времени очень мало.

Архивариус опустился на матрас на полу, тихо покачиваясь вместе с кораблем.

— Итак, я полагаю, мы должны снова вернуться к нашей работе. — Он отпил из своей чаши. — Простите меня, Тиамак, но не кажется ли вам все это тщетным? Все наши надежды возложены на три меча, два из которых даже не принадлежат нам. — Он уставился на свое вино.

— Я позже других занялся этим вопросом. — Тиамак устроился поудобнее. Что бы там ни говорили, качка очень напоминала о том, как ветер баюкает маленький дом на баньяновом дереве. — Если бы вы спросили меня год назад, какова вероятность того, что я окажусь на борту корабля, направляющегося в Эркинланд, чтобы свергнуть Верховного короля, что я буду носителем свитка, что я увижу заново родившегося Камариса, попаду в плен к гантам, буду спасен герцогом Элвритсхолла и дочерью Верховного короля… — Он махнул рукой. — Вы понимаете, о чем я говорю. Все, что случилось с нами, — это безумие, но когда мы оглядываемся назад, то понимаем, что события вполне логично вытекают одно из другого. Возможно, когда-нибудь захват и использование мечей будет казаться нам таким же ясным и разумным.

— Это хорошая мысль. — Стренгъярд вздохнул и поправил свою слегка покосившуюся повязку. — Я больше люблю события, когда они уже произошли. Книги могут отличаться одна от другой, но большинство их, по крайней мере, претендует на знание истины и ясно излагает ее.

— Когда-нибудь, возможно, все это будет в какой-нибудь книге, — сказал Тиамак, улыбаясь. — И тот, кто когда-нибудь напишет ее, будет прекрасно разбираться в том, что происходит сейчас. Но мы не обладаем подобной роскошью. — Он подался вперед. — Так где же та часть манускрипта доктора, в которой говорится о сотворении Скорби?

— Здесь, я думаю. — Стренгъярд рылся в одной из многочисленных груд пергаментов, разбросанных по комнате. — Да, здесь. — Он, прищурившись, поднес свиток к свету. — Прочитать вам что-нибудь?

Тиамак протянул руку. Он испытывал огромную нежность к архивариусу. Такой близости у него не было ни с кем, если не считать старого доктора Моргенса.

— Нет, — сказал он мягко. — Лучше я сам. Сегодня для ваших бедных глаз было уже достаточно работы.

Стренгъярд пробормотал что-то невнятное и дал ему связку пергаментов.

— Вот этот кусок о Словах Творения не дает мне покоя, — сказал Тиамак. — Возможно ли, чтобы все эти три меча были сделаны одними и теми же могущественными словами?

— А почему вы так думаете? — Лицо священника стало сосредоточенным. — Книга Ниссеса, по крайней мере исходя из цитат, приведенных Моргенсом, по-видимому, не говорит ничего подобного. Все мечи были выкованы в разных местах, один сделали смертные…

— Должно быть нечто, что соединяло бы их, — отозвался Тиамак. — А я не могу больше ничего придумать. Почему обладание только ими всеми может дать нам такую силу? — Он перебирал пергаменты. — Великая магия сопровождала их появление. Это должна быть та магия, которая дала бы нам силу противостоять Королю Бурь.

Пока он говорил, снаружи поднялась песня ниски, пронзившая скорбный стон ветра. Мелодия билась с невероятной силой. Этот чуждый звук был даже более тревожным, чем отдаленное рокотание грома.

— Если бы только был кто-нибудь, кто знает, как были выкованы эти мечи, — задумчиво пробормотал Тиамак; глаза его смотрели на четкий, затейливый почерк Моргенса, но на самом деле вранн не видел пергамента. Песня ниски поднималась все выше, потом завибрировала и закончилась нотой жестокой потери. — Если бы только мы могли поговорить с дворрами, которые сделали Миннеяр, но Эолейр говорит, что они жили на севере, далеко от Хейхолта. А наббанайские кузнецы, которые выковали Тёрн, мертвы уже много веков. — Он нахмурился. — Так много вопросов у нас и по-прежнему так мало ответов! Это утомительно, Стренгъярд. Кажется, что каждый шаг вперед уводит нас на два шага назад, к хаосу.

Архивариус сидел молча, пока Тиамак просматривал страницы, описывающие создание Скорби в кузницах Асу’а.

— Вот, — сказал наконец вранн. — Я прочитаю.

— Одну минуту, — откликнулся Стренгъярд. — Возможно, один ответ подойдет сразу к двум вопросам.

Тиамак поднял на него глаза:

— Что вы хотите сказать? — Он оторвался от лежащей перед ним страницы.