Это мог бы быть мост над безднами ада. Крики боли и ярости, так же как и менее отчетливые звуки, доносились из мглы. Некоторые из них были такими громкими, что он вздрагивал и почти терял равновесие. Холод был ужасный, а ветер все толкал и толкал. Он не отрывал глаз от узкого выступа стены, пока он не кончился. Между концом стены и площадкой, окружавшей четвертый этаж Башни Зеленого ангела, разверзлась пропасть ширины почти такой же, как рост Саймона. Саймон скорчился у этой пропасти, сопротивляясь ударам ветра и пытаясь собраться с духом, чтобы прыгнуть. Очередной порыв ветра толкнул его так сильно, что Саймон почти лег на стену.
Он поморщился от мокрого снега и засунул руки под мышки, чтобы немного согреть их.
Ветер подхватил его в воздухе и потащил в сторону. Саймон не попал на площадку и провалился в пустоту, но рука его схватилась за один из зубцов, и он повис. Ветер трепал его, башня и небо кружились над головой, словно в любой момент мироздание могло перевернуться. Он чувствовал, что его влажные пальцы скользят по камню, и быстро ухватился за зубец второй рукой, но это была жалкая помощь. Его ноги болтались над пустотой и хватка быстро слабела.
Саймон пытался не обращать внимания на свирепую боль, впившуюся в его и без того измученные суставы. Он как будто снова был привязан к колесу и растянут до предела, но на сей раз у него был выход. Если он разожмет руки, все будет кончено в один миг. Наступит покой.
Но он видел слишком много и слишком много страдал, чтобы успокоиться в забвении.
Напрягшись так, что чуть не потерял сознание от боли, он подтянулся немного выше. Когда его руки согнулись настолько, насколько это было возможно, он попытался нащупать новую опору. Наконец концы его пальцев нашли расщелину между камнями; он снова подтянулся, невольный крик боли вырвался из его груди. Камень был скользкий, он чуть не упал, но все же с последним рывком ему удалось подтащить верхнюю часть тела к зубцам площадки, однако ноги его все еще торчали над пропастью.
Ворон, укрывшийся под навесом башни, смотрел на него. Желтые глаза птицы были пусты. Саймон подтянулся еще немного вперед, ворон отскочил чуть подальше и склонил голову набок, наблюдая. Саймон подполз к окну башни, думая только о том, чтобы спрятаться от ледяного ветра. Руки и плечи его болели, лицо было опалено жгучим холодом. Схватившись за раму, он внезапно почувствовал, как что-то новое охватило его: жгучее покалывание, пробежавшее по коже и бесившее, как укусы тысячи муравьев. Ворон метнулся в небо, подхваченный сильным ветром, и скрылся из глаз.
Жжение становилось сильнее, суставы сводило судорогой. Что-то выжимало воздух из его груди. Саймон понял, что прыгнул прямо в западню, поставленную специально для того, чтобы ловить и убивать не в меру прытких судомоев.
Он полувполз-полуупал в окно башни, прямо на лестницу. Давление внезапно прекратилось. Саймон лежал на холодных камнях, его била дрожь. Он никак не мог отдышаться. В голове стучало, шрам на щеке горел. Желудок, казалось, поднялся к горлу.
Тут что-то сотрясло башню — глубокий звон, словно зов чудовищного колокола, отдавшийся в костях Саймона и пронзивший его череп. Такого он не слышал никогда в жизни. Долгие мгновения мир казался вывернутым наизнанку.
Саймон, дрожа, сжался на ступеньках.
Он немного согрелся, и кровь прилила к онемевшим рукам. Горела не только щека. Саймон провел пальцами по лбу и обнаружил вздувающуюся над глазом шишку. Даже легкое прикосновение к ней заставило его зашипеть от боли.