Память, Скорбь и Тёрн

— И я тоже знаю, — прорычал Изгримнур. Его раздражение усилилось. — Но это сейчас не имеет значения. Она бежала из Наглимунда до того, как началась осада, и она достигла Сесуадры только после того, как Фенгбальд был разбит. Потом она снова исчезла и возникла в Хейхолте в самом конце. — Он поморщился: — А ходят слухи, которые, безусловно, распространял этот сукин сын Аспитис Превис, что она была его любовницей, когда он служил Прейратсу. Ходят такие слухи.

— Но кое-что из этого справедливо и по отношению ко мне тоже. Разве я предатель?

— Мириамель никого не предавала, Бог знает, и я знаю. — Изгримнур сверкнул глазами на Саймона. — Но после того, что сделал ее отец, ей не будут доверять. Люди хотят, чтобы на троне сидел тот, кому они могут доверять.

— Безумие! — Саймон хлопнул себя ладонями по бедрам, потом повернулся к ситхи. Он, казалось, был готов взорваться. — Что вы думаете об этом? — спросил он.

— Мы не касаемся такого рода дел смертных, — сказал Джирики немного скованно.

— Ты наш друг, Саймон, — добавила Адиту. — Все, что мы можем сделать, чтобы помочь тебе, мы сделаем. Как бы то ни было, к Мириамели мы испытываем только уважение, хотя знаем ее очень мало.

Саймон повернулся к троллю:

— Бинабик?

Маленький человек пожал плечами:

— Я не могу говаривать. Изгримнур и остальные должны иметь решение, чтобы улаживать это. Ты и Мириамель мои друзья — вы оба. Если ты желаешь советования — позже, Саймон, мы будем брать Кантаку и рассуждать.

— Рассуждать о чем? О том, что люди врут что-то о Мириамели?

Изгримнур откашлялся:

— Он хочет сказать, что поговорит с тобой о том, стоит ли тебе принимать корону Эркинланда.

Саймон обернулся, чтобы посмотреть на герцога. На этот раз, несмотря на всю свою новообретенную зрелость, молодой человек не мог скрыть своих чувств.

— Вы… вы предлагаете мне трон? — спросил он насмешливо и недоверчиво. — Вот оно, безумие! Мне? Кухонному мальчику?

Изгримнур не смог сдержать улыбки:

— Ты гораздо больше чем кухонный мальчик. Твоими подвигами уже полны песни и сказки между Эркинландом и Наббаном. Подожди, скоро к счету прибавится еще битва в башне.

— Эйдон, сохрани меня, — сказал Саймон с отвращением.

— Но есть и более важные вещи. — Герцог стал серьезным. — Тебя любят и знают. Ты не только сражался с драконом — ты храбро дрался за Сесуадру и Джошуа, и люди помнят это. А теперь мы можем сказать им, что в тебе течет кровь святого Эльстана, одного из самых любимых королей. В самом деле, если бы это не было правдой, я бы попытался выдумать это.

— Но ведь это ничего не значит! — взорвался Саймон. — Неужели вы полагаете, что я не думал об этом? Я судомой, которого немного учил очень умный и добрый человек. Мне повезло с друзьями. Я запутывался в ужасных вещах, делал то, что был вынужден делать, и выжил. И все это не имеет никакого отношения к моему прапра — сколько бы их там ни было — дедушке.

Изгримнур подождал немного после того, как Саймон закончил, давая ему возможность слегка остыть.

— Но неужели ты не видишь? — спросил герцог мягко. — Не имеет значения, меняет это что-нибудь или нет. Как я уже сказал, никакого значения не имеет, правда это или нет. Красный молот Дрора, Саймон, история Престера Джона была мифом — ложью! Мне самому пришлось бороться с этим открытием в последние несколько дней. Но разве это сделало его хоть немного меньше королем? Людям нужно во что-то верить. Если вы не дадите им веру, они возмутятся.

Сейчас они боятся будущего. Бóльшая часть мира была превращена в бойню, Саймон, и выжившие подозрительны к Мириамели из-за того, кто она, из-за незнания, что она делала раньше, и из-за того, что она молодая женщина, если уж говорить прямо. Бароны хотят, чтобы на троне сидел мужчина, сильный, но не слишком сильный, и они не хотят никаких гражданских войн по поводу того, какого мужа выберет царствующая королева. — Изгримнур протянул руку, чтобы коснуться руки Саймона, но передумал и убрал ее. — Выслушай меня. Люди, которые шли за Джошуа, любят тебя, Саймон, почти так же, как они любили принца. Может быть, в каком-то отношении даже больше. Ты знаешь, и я знаю, что совершенно безразлично, какая кровь течет в твоих жилах — в любом случае она красная. Но твоему народу нужна вера. Им холодно, больно, у них нет крыши над головой.

Саймон смотрел на него. Изгримнур не мог не чувствовать напора ярости молодого человека. Он действительно вырос. Он будет грозным человеком — нет, он уже такой.

— И вы хотите, чтобы ради этого я предал Мириамель? — спросил Саймон.

— Не предал, — сказал Изгримнур. — Я дам тебе несколько дней, чтобы подумать об этом. Потом я пойду и поговорю с ней сам. Завтра мы будем хоронить павших, и люди увидят нас вместе. Пока этого будет достаточно. — Герцог покачал головой. — Я не собираюсь лгать ей, Саймон, — это не в моих привычках, но я хотел, чтобы ты сперва выслушал меня. — Внезапно он почувствовал огромную жалость к молодому человеку.